Тираду свою он - за неимением других слушателей - обратил к петуху-солонке и курочке-перечнице. Тараща глаза-бусины и растопырив расписные крылышки, фарфоровая парочка послушно внимала хозяину.
«Такая девушка! - сетовал Хорёк, - скромная, тихая, нежная - мечта любого мужчины! Фигура как у модели! Глаза как у ребёнка! Улыбка как у Моны Лизы! Джереми и тот понимает... Джереми...»
Вилка звякнула о пустую тарелку, за ней отправилась скомканная салфетка, Хорёк же, бурча себе под нос, засеменил к единственному своему утешителю - холодильнику. На этот раз из ледяных глубин появилась коробка апельсинового сока. С хрустальным звоном посыпались в высокий стакан кусочки льда, их закрутило в оранжевом водовороте, и Фреттхен, делая маленькие, неторопливые глоточки, продолжил свой монолог.
«Вроде бы не плохой парень, но до чего проблемный. Мало того, что сам вечно ищет неприятностей, так еще и распространяет повсюду негатив. Всякий, кто входит с ним в контакт, теряет удовольствие от жизни».
Допив сок, Хорёк принялся ворошить морозильник.
«Вот и результат - два оповещения за ночь! Нет, это никуда не годится»
Раскопки увенчались успехом. Жёлтые глаза под рыжими ресницами вспыхнули от удовольствия при взгляде на добычу - пластиковое ведёрко с мороженым.
«Французская ваниль», - мурлыкнул психолог и, вооружившись ложкой, отправился в кабинет.
Небольшая квадратная комната, выкрашенная в нейтральный бежевый цвет, находилась на втором этаже, рядом со спальней. Скромная обстановка состояла из легкого компьютерного столика на алюминиевых ножках, промятого кожаного кресла и пары металлических шкафов, похожих на сейфы. Окна прикрыты пластиковыми жалюзи. В углу одноногим, худым журавлем вытянулся напольный светильник.
Среди этого минимализма солидно выделялся огромный плоский экран монитора. Привычно водрузив на стол ведёрко, Хорек набрал полный рот мороженого и включил компьютер. Под мелодичный перезвон явилось множество иконок, и по ним бойко запрыгал курсор. Разноцветным потоком, сменяя друг друга, стремительно разворачивались графики. Зелёные кривые уверенно ползли вверх и, достигая максимальной отметки, вспыхивали сакральным фиолетовым. Те, что сползали к нулю - желтели на глазах. А были и такие, что опускались в минус, наливаясь оранжевым, угрожая зардеть в любую минуту. Пару раз мелькнули красные точки, на них Фреттхен останавливался подольше, сводя к переносице кустики бровей и страдальчески шевеля губами.
Сверяясь с айфоном, он перелистал графики и свернул окна. Сунул в рот очередную порцию французской ванили и, повозив мышкой, вытащил на экран сразу несколько картинок. Полутёмные столовые, классы и кабинеты. Пустынные коридоры с приглушенным освещением. Спальные корпуса.
Психолог безмятежно разглядывал спящих - все тихо, спокойно, вот и хорошо. А то бывает, воспитанники устраивают бои подушками. Или, что ещё хуже, забираются в кровать по двое, а то и по трое, шепчутся и хихикают. Не говоря уже о недопустимости подобного с точки зрения гигиены и морали, это ведёт к потере формы. Утром, на медитации клюют носом, а то и вовсе засыпают - невозможно работать. Заметив нарушителей, Фреттхен тут же звонил дежурному воспитателю, и тот наводил порядок.
Заглянул Хорёк и в городок семейных. Смутные очертания спящих парочек, свившихся в объятиях, убаюкали не хуже валерьянки. Психолог размяк, раззевался. В спальне Дэвидсонов он заметил характерные движения под еле различимым в полумраке одеялом. «Молодежь!» - снисходительно улыбнулся психолог. Сам он себя к «молодежи» не причислял даже в юности. Бывают такие люди - сразу рождаются спокойными, мудрыми старичками. Таков и был Марк Фреттхен. Стоически-созерцательно относился к перипетиям судьбы с самого раннего детства.
Мать подолгу оставляла его одного, уходя по тропинке за серый забор, который только и можно было видеть из грязного окна без занавесок. Маленький Марк рано научился добывать крошки хлеба из пустой хлебницы, взбираясь с табуретки на столешницу. Сутки напролет жевал сухую вермишель, запивая водой из-под крана, и долго просиживал на подоконнике, высматривая знакомую худую фигуру с растрепанной копной соломенных волос.
Однажды вместо матери пришли чужие люди и забрали мальчика в другой мир - шумный, яркий и сытный. Хоровод лиц и рук ошеломил. Вскоре Марка усыновила пожилая пара - невысокий, кряжистый ремонтник, пропахший мазутом, и его дородная, краснощёкая жена - кассирша из супермаркета. Мама Дороти и папа Стивен научили приемного сына говорить, есть ложкой, чистить зубы и завязывать шнурки. А еще - стелить постель, молиться и усердно трудиться.