Драконесса легонько кивнула.
— Не удивляйтесь, — она вздохнула. — Все правильно. Мы не понимаем къен и не сможем его понять, никто из нас, никогда. Мы способны теоретизировать о возможных преимуществах следующей ступени, мы отдаем себе отчет, что от НИХ столь же далеки, как животные от нас, и все же мы не хотим — не умеем — мечтать о такой судьбе. Как очень верно сказал ваш капитан, — драконесса улыбнулась Огрину, — судить можно разумом, а можно сердцем.
— Есть давний парадокс, наверняка известный землянам, — в разговор вступил серебряный дракон. — Способно ли всемогущее существо сотворить гору, до вершины которой оно не сумеет долететь?
Яускас нервно усмехнулся.
— У нас речь идет о камне, который бог не сможет поднять.
— Вот-вот, — отозвался крылатый. — С разумом та же история. Видите ли, разум действительно всесилен, и границ у познания нет. Беда в том, что разум оказался способен сотворить то, что не в силах осознать. Таким образом, парадокс получил эмпирически найденый ответ: да, бог может создать камень, который он затем не поднимет.
— И с этого мига перестанет быть богом, — шепнула Ичивака.
Повисла тяжкая, гнетущая тишина. Огрин медленно выдохнул и на миг зажмурился, стараясь отогнать убаюкивающее тепло къен, мешавшее мыслить четко.
— Итак, мы прошли испытание, — произнес он размеренно. — Теперь скажите, наконец: в чем тайна этого мира?
Тау горько улыбнулась.
— У вас есть вся информация, чтобы догадаться.
— Я в этом сомневаюсь! — резко возразила Хельга. Драконесса качнула головой.
— Информацией владеет лишь Огрин.
Капитан замер. Его разум вспыхнул лихорадочным жаром.
— Только я?
— Да.
— Почему?
Крылатая ответила не сразу; вначале она некоторое время отрешенно водила когтем в траве. Капитан резко шагнул вперед:
— Почему я?
— Знаете, мы ведь следили за вашим кораблем еще на орбите Земли, когда его строили, — не поднимая глаз, тихо сказала Тау. — Никто не ждал людей в этом тысячелетии…
Космонавты невольно отпрянули. Яускас широко раскрыл глаза:
— Вы посещаете Землю?!
— Иногда, — еще тише отозвалась драконесса.
— С какой целью?!
Тау подняла голову и взглянула прямо в лицо Огрина.
— Мольберт, — сказала она размеренно и четко.
Воцарилось изумленное молчание. Ветер гнал по траве искристые волны, развевал драконьи гривы. Неземная красота пейзажа накладывалась на глубокое, почти интимное ощущение къен, разрывая связи с реальностью, волнуя сердце. Потрясенный Огрин поднял руки к лицу, взглянул на ладони.
— Мои картины, — прошептал он. — Вам известно, что я художник?
Янтарный дракон очень серьезно кивнул. Капитан отшатнулся:
— Картины! — он широко раскрыл глаза. — Этот мир — картина?!
Тау вздохнула.
— Зачем людям живопись? — спросила она негромко. — Ведь есть фотография, кино, голограммы…
— Нет! — крикнул Огрин. — Я не верю!
Изумленный Яускас облизал губы.
— Къен… — прошептал биолог. — Им знакомы эмоции?
— Радость, горе, любовь, все это известно и животным, — глухо произнес Бьорн. — Раз мы унаследовали их от предыдущей ступени…
— …то и следующая унаследует от нас, — закончил Яускас. — Невероятно!
Огрин попятился, упрямо качая головой.
— Нет. Нет! Так не может быть! Это нонсенс!
— Все логично, — сухо заметила Хельга. — Мы, люди, рисуем картины. Творчество дарит нам наслаждение. Почему бы ИМ не рисовать миры?
— Но Вселенная не холст! — в отчаянии крикнул Огрин.
Перламутровая драконесса с легким удивлением склонила голову на бок.
— Почему? — спросила она просто.
— Потому что мы живые! — рявкнул капитан. — Мы разумны, у нас есть свобода воли и собственный путь!!!
Серебряный дракон моргнул.
— Так ведь никто их не отбирает, — заметил он коротко.
Янтарный с хлопком расправил над поляной гигантские прозрачные крылья.
— Мы вовсе не собирались оставаться, когда обнаружили Дуагею тысячи лет назад, — произнес он сурово. — Но первый къен испугал нас сильнее, чем любая опасность в Космосе, с которой драконы сталкивались ранее. Здесь мы ощутили… гармонию. Къен не навязывает, не лишает воли — он демонстрирует. Великий художник открывает вам неоконченное полотно, и одним лишь взглядом дает понять, сколь идеально, прекрасно и… правильно… в него вписался бы ваш образ. Оглянитесь, — янтарный обвел крылом горизонт. — Вы ведь и сами видите, как подошли этому миру драконы. Недостающий штрих, последний мазок, завершающий сказку.