— Наверное. — В ее голосе слышалось раздражение.
— А Топану не упоминал про скульптуру?
— Ты что? Неужели он сказал бы? Нет, он вовсе не глуп! Обмолвись он об этом хоть словом, я тут же бросилась бы разыскивать гробницу. Или у тебя есть другие соображения на этот счет? Ты считаешь, что он хотел удержать меня по какой-то другой причине?
В темноте она не могла иронично улыбнуться, не могла махнуть рукой, делая вид, что все в порядке. Брайан понял: она сердится из-за того, что он не ответил на ее вопрос. Сердится даже не на него, а на себя. За то, что поверила, что может спросить у него о чем угодно.
— Один раз я думал, что влюблен, — медленно произнес он.
Патрисия затаила дыхание.
— Мне казалось, это настоящая любовь. Но я ошибся.
— Что произошло?
— Ничего. Месяца три мы были вместе. В один прекрасный день она поцеловала меня в щеку и заявила, что между нами все кончено. И ушла.
— И ты не умолял ее остаться? Не предлагал жениться на ней? — Патрисия поспешила задать этот вопрос, будто боялась, что еще секунда — и ей не хватит смелости спросить.
Брайан невольно улыбнулся. Сам виноват. Заявил: спрашивай о чем угодно. Вот она и спрашивает.
— Да, я хотел, чтобы она осталась. И я действительно просил ее стать моей женой.
— Она была беременна?
— Нет. Вернее, тогда я этого не знал. Я узнал обо всем уже через несколько лет. Когда понял: это была не любовь. То, что я испытывал к ней… это была страсть. А она… Она тоже не любила меня.
Патрисия смотрела на него во все глаза и молчала, боясь пошевелиться.
Брайан получил ответ на вопрос, который его мучил. Он думал: смогу ли я раскрыть душу перед другим человеком? Смогу ли поведать о том, что меня гложет?
Ему это удалось. Патрисия окутала его невидимым, но таким сильным теплом своего сердца, и он понял, что может довериться ей.
— Стать моей женой я попросил ее тогда, когда пришел в особняк, где она жила. И увидел ее в саду. Ее и шестилетнего паренька, с которым она играла. Своего сына.
— Может быть, это не… — Патрисия запнулась. — Нет.
— Нет. Ты сама видела фотографию. Когда я… — Брайан запнулся и помолчал, — когда я увидел его, мне показалось, что я смотрю на самого себя в детстве.
Как странно! Здесь, почти в кромешной тьме, он доверяет ей свои тайны! Может, потому, что это место само окутано таинственностью, само располагает к тому, чтобы излить душу. Излить душу той, с которой он хотел бы познать самую большую тайну на свете.
Он не видел реакции Патрисии, но ему это и не было нужно: по ее прерывистому дыханию, по тому, что разлилось в воздухе вокруг них, он понимал: она сейчас рядом с ним не только физически, но и чувствует то же, что и он. Ведь именно это называется эмпатией.
— Значит, ты ничего не знал? Она тебе ничего не сказала?
Наконец он распустил ее волосы. Они заструились волнами, как у таинственной Нусанти-Хо, сидевшей и смотревшей на них. Ему так хотелось снять ее рубашку, увидеть, как ниспадают волосы на ее грудь… Но нет! Здесь это невозможно. Он разделил волосы на две пряди и перекинул их вперед, так, как на скульптуре.
— Я оказался прав, — не без гордости произнес он. — Вы словно сестры. Никогда не верил в переселение душ, но факты опровергают… — Он вдруг нахмурился. — Ты слышала?
Они прислушались. Издалека донесся какой-то шорох.
— Листья шелестят, — сказала Патрисия. Ей не терпелось получить ответ на свой вопрос. — Брайан… — Она взяла его за руку.
— Нет, я ничего не знал. Она скрыла от меня правду о ребенке. Ей не нужно было, чтобы я о чем-то знал. А сам я не догадался бы. В нашу первую встречу я принял ее за скучающую миллионершу, которая ищет приключений. Я тогда только что закончил университет и переехал в Европу. Сначала пожил на материке, а затем отправился в Англию изучать британскую систему права. В свободное время подрабатывал в кафе, просто так, для расширения кругозора. Конечно, ей и в голову не могло прийти, что простой официантишка, которого она подцепила в кафе, через шесть лет заявится к ней в дом — да не где-нибудь, а в Австралии — в качестве юриста, консультирующего ее мужа по вопросам законодательства.
Патрисия прижалась к нему.
— Брайан… Значит, она выбрала тебя, чтобы зачать ребенка? В этом состоял ее план?
Схватывает на лету!
— Мне она, естественно, об этом не говорила. Я думал, что ей лишь хочется развлечься со мной. Как можно устоять перед печальной красавицей? Кстати, печаль, думаю, была неподдельной. Она жила далеко от родины, рядом ни родных, ни друзей. Мне стало ее жалко.
Ну, а потом… удовольствие от… близкого общения со мной тоже было натуральным.
Патрисия болезненно поморщилась.
— На самом деле, — продолжал Брайан, она, оказывается, следовала трезвому расчету. Занималась, так сказать, селекцией: рост, телосложение, цвет волос и так далее. Я подошел.
— Расчетливая стерва! — вырвалось у Патрисии.
— Прекрати. Я ей нравился, пусть и не сильно, но нравился.
— Конечно!
— Вообще-то она любила своего мужа. Он аристократ с огромным состоянием, но вот беда: не мог иметь детей. Истратил целое состояние на врачей, но все бесполезно. Оставалось усыновить ребенка, что, однако, требовало мороки с бумагами. К тому же ребенок в таком случае был бы не его по рождению, и алчные родственники смогли бы вчинить иск и даже выиграть дело, урвав себе жирный куш.