Значит, надо было раздобыть наследника каким-то другим способом. Чем она и занялась.
— Ее муж обо всем знал?
— Догадывался. В подробности она его, конечно, не посвящала. И меня умоляла ничего ему не говорить. Он любит своего сына и…
— Своего? Но это же твой сын!
— Да. Ну и что с того? Что мне оставалось?
Заявить о своих правах и поставить крест на жизни троих человек?
Патрисия недоверчиво хмыкнула.
— Они хорошие люди, — добавил он.
— Еще бы!
— Правда. Они оказались в отчаянном положении, у них не было другого выхода. Так они, во всяком случае, думали. Но я видел, как любит ее муж сына, моего сына. Внутри у меня все переворачивалось, но я не мог ничего поделать.
— И все же просил ее стать твоей женой?
— Я предпринял последнюю попытку. Сначала она вообще не хотела меня видеть, потом испугалась, что я обо всем расскажу мужу или ребенку, и назначила мне встречу. И мы встретились… Я вышел из себя. Угрожал ей, требовал, чтобы она ушла от мужа и вышла за меня, потом даже упал на колени и умолял ее вернуть мне ребенка. Она молчала. Позволила мне выговориться, потому что знала: мне не остается ничего, кроме как смириться. Ведь я отец мальчика лишь биологически. Во всем остальном он сын ее мужа.
— Как его зовут? — спросила Патрисия.
— Морис. Красивое имя, правда?
Она кивнула. Брайан с облегчением вздохнул. О том, что у него есть сын, он узнал давно.
Настолько давно, что успел смириться с тем, что сын этот ему не принадлежит и никогда не узнает, кто его настоящий отец.
И все же ему нужно было выговориться, почувствовать, что кто-то разделяет его боль.
— Я не присутствовал при его рождении, сказал он. — Меня не было рядом, когда он произнес первое слово, когда начал ходить. Я не ухаживал за ним во время болезни и не пел ему колыбельную. — Брайану очень хотелось объяснить все Патрисии: так хоть чуть-чуть стихало чувство вины за свою отцовскую безответственность. — Ведь для этого и нужен отец. А Морис просто счастливый мальчуган. Заяви я о своих правах, потребуй провести экспертизу, принесло бы это счастье хоть кому-то? Ему, мне, его матери?
Патрисия по-прежнему держала его за руку.
Слегка сжала его ладонь, чтобы он знал: она понимает его, считает, что он поступил правильно.
— И больше никто об этом не знает?
— А кому я могу все рассказать? Родителям?
Представляю, каково будет им узнать, что у них есть внук, но увидеть этого внука, поговорить с ним им не удастся! Морису почти одиннадцать, он уже не ребенок. Если у него когда-нибудь возникнет во мне необходимость, я буду с ним. Но, честно говоря, лучше всего, чтобы я ему никогда не понадобился.
Патрисия высвободила ладонь. Она поднесла руки к его щеке и нежным прикосновением вытерла слезы, о которых он и не подозревал, после чего обхватила его голову руками.
— Ты сказал, что не знаешь, что такое любовь. Как ты ошибаешься! Узнав о ребенке, ты не стал настаивать на своих правах. И тем самым доказал, как любишь его. — Она взглянула ему в глаза. — А еще спасибо, что рассказал мне обо всем. Это доказывает, что ты мне доверяешь.
— По-моему, давно настало время нам довериться друг другу. Зачем лезть в драку?
— Ты имеешь в виду наши профессиональные взаимоотношения или личные?
— И те и другие.
Патрисия кивнула.
— Ну, на все посмотрела? — спросил Брайан. Сверху донеслось негромкое повизгивание и шум крыльев. — По мне, так нам пора выбираться отсюда.
— Я еще не все сняла. Неудобно снимать и фонарик держать. Может, возьмешь его, посветишь? А то совсем не видно, что я снимаю.
Сейчас быстренько закончу, и мы устроим пикник на пляже.
— Я не взял плавки.
— А я купальник.
— Ты вознамерилась сделать так, чтобы мы попали в кутузку, Патрисия Кромптон!
— Не знаю, как насчет «нас», а вот Джессика была бы не прочь увидеть тебя за решеткой.
Брайан рассмеялся. Эхо далеко разнесло его голос под сводами пещеры, но его перекрыл какой-то странный звук. Не то вой, не то стон…
И еще это шелестение сверху, сбоку — повсюду…
Патрисия навела камеру и приготовилась снимать. И тут Брайан понял в чем дело.
— Патрисия! — крикнул он. — Не надо!..
Но было уже поздно. Темноту пронзила вспышка камеры, на несколько секунд Брайан ослеп, на ощупь взял Патрисию за руку и потащил к выходу.
— Я не закончила!
Но у него не было времени спорить. Он вытащил ее на свет, ослепивший их. Они стояли и моргали, пытаясь привыкнуть к яркому солнцу.
— В чем дело?
— Летучие мыши, — ответил Брайан.
Словно по сигналу, из ущелья полетели темно-серые создания: три, пять, десять, затем все больше и больше — целая уйма. Все вокруг наполнилось шумом крыльев, из щели словно клубы густого черного дыма валили.
Патрисия побелела, от ужаса ей хотелось кричать, но в глотке пересохло. Брайан заметил ее реакцию, открыл было рот, чтобы успокоить ее, но она вырвала руку и бросилась бежать.
— Пат! Стой!
Она неслась во весь опор.
— Стой, тебе говорят! — Он бросился догонять ее.
Краб просто душка, жаль, он оказался не в то время и не в том месте. Пауки еще куда ни шло, змеи — черт с ними. Но летучие мыши!..