Сейчас я бы только порадовалась, если везде горел бы свет. Еще по дороге я набрала номер дочери, но телефон оказался выключен. Меня это встревожило. Сашка не любила оставаться без связи. А вдруг моя девочка не справится и надумает совершить что-нибудь непоправимое?
Как я вообще могла допустить, чтобы дочь отдалилась от меня настолько, чтобы не рассказать о крушении своей первой любви? А как я допустила, чтобы Сашка заподозрила меня в предательстве по отношению к собственному ребенку? Почему расследование, в которое я ввязалась с головой, вытеснило у меня из сознания тревогу за благополучие собственной дочери?
Как же я себя сейчас за это ругала. Тревога за дочь вползла в грудь и живот, вызывая холодок под ложечкой. Костя заметил мое состояние. Пообещал, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида:
– Я сейчас довезу вас с Наткой до твоего дома и съезжу за Санькой. По дороге все ей объясню, не беспокойся.
Все-таки Таганцев был мне самым верным и надежным другом.
– Спасибо, Кость, – поблагодарила я со слезами на глазах.
Они у меня то и дело оказывались на мокром месте, чего раньше за судьей Еленой Кузнецовой не замечалось. Что ж, изменение гормонального фона у беременных приводит и не к таким «коленцам». Нужно терпеть. Тем более что осталось совсем недолго. Шесть недель.
Я прошла на кухню, включила свет, щелкнула кнопкой чайника. Натка не осталась у меня, уехала к детям. Найдет Костя Сашку или нет? Я загадала, что, если он привезет мою девочку домой, все у нас будет хорошо. Когда заскрежетал ключ в замке, я подпрыгнула от нетерпения и радости. Если бы Костя был один, он бы позвонил в дверь, ключи были только у Сашки. Я со всех ног бросилась в коридор.
Хлопнула входная дверь, на меня налетел вихрь волос, рук, ног, слез. Сашка. Родная моя девочка.
– Мама, мамочка. Прости меня.
Дочь повисла у меня на шее. Я гладила ее по голове, плечам, спине, прижимала к себе, чувствуя, как сотрясается от рыданий ее хрупкое тельце. Как же она успела похудеть, бедная.
– За что же мне тебя прощать, доченька?
– Я поверила, что ты хочешь избавиться от малыша. Мама, это же совсем не про тебя история. Я должна была с тобой поговорить, а не придумывать неизвестно что.
– Саша, ну, если уж так рассуждать, то это я должна была с тобой поговорить, – ответила я и повела ее на кухню. – Я думала, что ты вообще ничего не узнаешь, но это не оправдание. Жаль, что ты познакомилась с Соней Майкиной. Если бы не она, то тебе бы и в голову такое не пришло.
Сашка горько вздохнула.
– Да было бы вообще лучше, если бы вся наша семья держалась подальше от всего, что связано с фигурным катанием.
– Ну вот, – провозгласил появившийся в дверях кухни Таганцев, – сейчас вы договоритесь до того, что это Натка во всем виновата. Если бы не ее одержимость по поводу того, чтобы Настя стала олимпийской чемпионкой, в нашей семье о фигурном катании и фигуристках никто бы ничего не слышал.
– Костя, я ведь уже взрослая, а потому вовсе не собираюсь перекладывать на других людей ответственность за свои поступки, – твердо заявила Сашка и вытерла слезы. – Я пошла на шоу Халатова, потому что это было важно для моего блога, а вовсе не из-за Натки. Скандал с допингом Забреевой был слишком благодатной темой, чтобы я прошла мимо. За это и поплатилась. Да и вообще. Если бы Фома не встретил Аэлиту, был бы кто-нибудь другой. Мы же все это понимаем.
Я помолчала.
– Не знаю, права ты или нет, – наконец проговорила я. – Вы могли с Фомой прожить вместе всю жизнь, и он бы никогда не посмотрел ни на кого другого, и только Забреева задела какие-то особые струны в его душе. Но, с другой стороны, может, в Горохове просто созрела внутренняя потребность изменить, а олимпийская чемпионка, как яркая птичка, просто оказалась в нужный момент в нужном месте, чтобы привлечь его заинтересованный взгляд.
– Как бы то ни было, эта история – дело прошлое.
– Саша, но ты уверена, что не захочешь простить Фому, если он вернется? – осторожно спросила я. – Ведь это может быть только увлечение, которое нужно для того, чтобы он понял, как сильно тебя любит.
– А ты бы простила, мам? – спросила Сашка, прищурившись.
– Нет, не простила бы, – честно призналась я. – И не прощала. Ты же знаешь.
Я никогда не держала свою личную жизнь в секрете от дочери, не считая, что делаю что-то постыдное.
– Вот видишь. И вообще. Как понять, что тебя действительно любят? Как отличить увлечение от страсти? И сколько раз подобный метод проб и ошибок можно прощать? Один? Два? Десять?
Да, как ни крути, а Сашка была права.