Натка помрачнела.
– Все-таки приятно осознавать, что в кои-то веки дурость в нашей семье сделала не я, а моя старшая сестра. Умница-разумница. Ладно, будем надеяться, что Миронов разберется с этими долгами. Хотя в восторг не придет, это точно.
Таганцев вздохнул.
– Наташа, ты уж определись, чего ты хочешь. Чтобы Миронов разбился у берегов Антарктиды и твоя сестрица отсудила для своего ребенка часть его состояния или чтобы он остался жив и погасил ее долги клинике?
– Если он погибнет, то его денег хватит на то, чтобы покрыть даже те долги, которых Лена пока не наделала.
– Натка, хватит городить глупости, – Таганцев наконец рассердился. – Что ты несчастья притягиваешь? Тебе Миронов не сделал ничего плохого.
– Ну да. Только втянул тебя в неприятности, из-за которых ты чуть не лишился погон, подставил Лену, испортил ей жизнь и заделал ребенка. А больше ничего.
– Меня никто никуда не втягивал. Я сам виноват в том, что произошло. И, по-моему, мы это с тобой уже обсуждали. Сашка как?
Теперь пришла пора вздыхать Натке.
– Как может чувствовать себя человек, испытавший крушение первой любви? Это тебе, конечно, не волны-изгои, но тоже давление достаточное, чтобы корпус корабля не выдержал. Вот только наша Санька сделана из такого сплава, что обязательно выдержит. Еще крепче станет. И найдет себе пару гораздо лучше, чем этот Фома. Подумаешь, бывший одноклассник. Ноль без палочки. Зарабатывал на вышивке с нарушением лицензионных прав. Надо на него настучать в Российское авторское общество, будет знать.
– Никуда мы стучать не будем! – твердо сказал Таганцев. – Натка, ты же приличная женщина. Должна понимать, что мстить – это удел слабых. А Сашка и без нашей помощи разберется. И жизнь у нее действительно будет счастливая, но не потому, что мы накажем Фому, а потому, что она молодец.
– А Лена не хочет познакомить ее с этой вашей протеже? Может, Сашка и ей бы мозги на место поставила. Кроме того, всегда полезно видеть, что есть кто-то, кому хуже, чем тебе.
– Ты про Лебедкину? Я думаю, что они уже знакомы. Сашка ведь домой вернулась, живет в своей комнате. А Анастасия к Лене день через день таскается. Прилепилась, как будто родную мать нашла. Я-то думал, что после истории с оплатой пансионата ей стыдно станет, да куда там. Она же считает, что все оплачивают приемные родители, а не Лена. Так что Сашка с ней регулярно видится, и мне это не нравится.
– Почему? – не поняла Натка.
– Да потому что Сашка испытывает к этой девушке какое-то болезненное любопытство. Ту ведь тоже бросил ее молодой человек. Да еще беременную. Ты правильно поняла, Сашке интересно, что чувствует человек, оказавшийся в ее ситуации, только в гораздо более бедственном положении. Вот она и присматривается к этой Насте, проводит с ней достаточно много времени. До этого она так же «утонула» в этой мерзавке Аэлите Забреевой. И это ничем хорошим для нее не кончилось. Как бы новая дружба бед не наделала.
– Ну, второго Фомы у Александры нет. Отбивать некого, – философски заметила Натка. – А посочувствовать чужой беде и поучиться на ней всегда полезно. Думаю, пусть дружат. От этого вряд ли приходится ждать каких-то неожиданностей.
Впервые за полтора месяца, которые я уже провела в отпуске, а потом в декрете, я ехала в родной Таганский суд. Из-за нежелания видеть Плевакина меня туда физически не несли ноги. За это время мой помощник Дима успел пройти квалификационную комиссию, и его документы ушли на подпись Президенту, от которого теперь зависело, станет Дима федеральным судьей или нет.
Кроме того, у него успел родиться ребенок. Его любимая Женька произвела на свет сына, и по этому поводу Дима устраивал на работе грандиозный сабантуй, на который я не пошла все по той же причине. Из-за Анатолия Эммануиловича. Отговорилась тем, что плохо себя чувствую, и теперь гадала, обиделся мой помощник или нет.
Я бы и сегодня ни за что не поехала на бывшую работу, если бы не судебное заседание по иску Ксении Церцвадзе к Наталье Саврасовой, которое вела Машка. Подруга нервничала ужасно. Я знала: заседание открытое, так что на нем наверняка будут десятки журналистов. Машке нужна поддержка, и она попросила меня посидеть в зале, а я не смогла отказать.
Основная интрига, державшая меня в напряжении несколько месяцев, должна разрешиться в течение ближайших трех-четырех недель. Именно в это время подходил срок родов, хоть моих, хоть Насти Лебедкиной. Намеченное после этого подписание всех бумаг должно дать толчок возбуждению уголовного дела, к которому были собраны все материалы.