Гаркнула в ухо:
– Витя, вставай, срочное дело, надо ехать.
Тот подскочил:
– А? Что? Ты чо?
– Наш придурок натворил чего-то!
– Опять?! Мать твою…
Супруги быстро оделись и вышли из комнаты. В коридоре Витя задел что-то, и оно с грохотом упало на пол.
– Тьфу, дурак, – зло прошипела Люба.
– Чо там? – раздался сонный голос Надежды, старшей Любиной сестры.
Люба отозвалась:
– Ромик заболел, поплохело ему, а «Скорую» вызывать не хочет. Мы поедем, как бы там чего…
– Перепил, видать, без вас, дохляк, – едва проснувшись, не упустила случая подколоть богатую сестру Надюха.
В другой раз Люба высказала бы голодранке завидущей, лентяйке, попрошайке и твари неблагодарной много чего интересного про бревно и сучок в глазу, про сестрицыну дочурку-потаскушку бесстыжую, позор семьи, и про яблочко, падающее недалеко от яблоньки. Но не до того было.
Супруги молча сели в автомобиль и рванули домой. Хозяйка пансионата молча размышляла: может, стоит позвонить Алинке или Петровне да уточнить, что же там стряслось. Хотя нет, чужих людей не стоит посвящать в свои дела, конечно, если они уже и сами не в курсе. К тому же старая пьянчуга наверняка дрыхнет так, что ее и из пушки не разбудишь. Да, баба деградирует прямо на глазах, пьет все больше и больше. Готовит она, конечно, офигенно и почти что за кров и еду, но если запьет, придется выгнать и найти другую. Видимо, уже скоро… А может, сама Петровна что по пьяни отчебучила? Вряд ли, Ромка так бы сразу и сказал. Нет, повариха тут не при чем.
Люба уже прикинула, сколько у нее наличности, а что опять придется выбросить псу под хвост немалую денежку, она не сомневалась. В прошлый раз Ромка-балбес, катаясь с дружками, такими же бездельниками, на новой машине, наехал на какого-то бомжа полудохлого, а тот возьми и откинься… Все трое были под крепким градусом, а платить пришлось Любе: ее же придурок был за рулем. Тяжко вздохнула… Вот зачем содержать загородный пансионат, надрываться, как лошара? Будь Витек умнее, пошел бы смолоду в гаишники, и греби себе денюшку совковой лопатой: ни сеять, ни пахать. А так все на ней, на ее плечах, пашет день и ночь, как проклятая… Люба едва не расплакалась от жалости к себе. Ну надо же! Вот только вспомнила, будь они неладны. Не поминай черта к ночи, а гайца на дороге! Может, пропустят? Держи карман шире, упустят они такой шанс!
Да, поднимают жезл. А жирнючие-то всегда какие, как бегемоты! Вот хоть бы раз в жизни увидеть тощего гаишника! Люба молча сунула мужу пухлый бумажник.
– Предъявите права. Из гостей едете?
Вот ведь, даже не стесняются! Пьяные, мол, претесь?
Витя вздохнул, полез в бумажник, достал пятитысячную купюру, вложил в документы и протянул гайцу. Тот понес их второму, который сидел в машине. После чего документы были Виктору возвращены.
– Все в порядке, проезжайте.
Еще на прощанье и под козырек отсалютовал уважительно!
Витя убедился, что купюра чудесным образом исчезла. Прямо фокусники!
– Чтоб им боком вылезло, – прошипела Люба, забирая слегка похудевший бумажник обратно. – Когда, когда они, наконец, нажрутся?!
Ей было безумно жаль тяжкую трудовую копеечку, выброшенную на ветер. Прямо как от сердца оторвала!
– Ладно, успокойся, – вяло сказал Витя. – Береги нервы, мать. Все платят, не мы одни. Они ж, как пчелки, только собирают.
– Ладно, проехали, – махнула рукой жена. – Главное, что там еще дома за сюрприз такой…
– Женить его надо, да бабу покрупнее и посуровее найти, чтоб он при виде нее от страха срался.. И не такие дураки за ум брались. Вот хоть бы я… – Витек заржал.
Люба рассеянно кивнула. Как был муж дурак-дураком, так им и остался. И сынок-то, придурок, весь в него. Вот хоть бы каплю мозгов от матери унаследовал!
Супруги Емельяновы уже подъезжали к дому…
Год спустя
Люба не спеша обошла свои владения и осталась довольна. Наконец-то у нее появился работящий и покладистый персонал. Работа кипела повсюду. На кухне повариха Нинка, крупная белобрысая деваха в пышном, сдвинутом на ухо колпаке, мордастая и румяная, как матрешка, ловко нарезала мясо ровными кубиками. По части мастерства до Петровны ей было, конечно, далеко, зато непьющая и смирная. После Петровны Люба брала двоих и неудачно: одна оказалась наглой воровкой, а вторая каждый день бессовестно требовала прибавки к зарплате.
Везде царила чистота, словно в операционной, даже придраться не к чему. Все надраено до блеска! Помощница повара Маринка, худенькая чернявая девушка, похожая на мышку, кухработница и судомойка в одном лице, не поднимая глаз, сноровисто чистила картошку, складывая ее в большое эмалированное ведро. Прямо в руках все горит! Шустрая девка, расторопная, не то что предыдущие, копуши, болтушки да неумехи.