— Кто тебе готовит? — спросил я. — Где колоритная старушка?
— Кто? Какая старушка?
Пришлось напомнить ему о планах месячной давности. Сообразив, Джейк заулыбался и закивал головой.
— Точно! Я совсем с курса сбился. Подожди, сейчас все будет в порядке, — он сел и сильно потер ладонями лицо, виски, затылок — и снова лицо. На массаж ушло около минуты. Я рассматривал разнокалиберные рюмки в застекленном навесном шкафчике.
— Когда я тебя увидел, — сказал Джейк, — у меня чуть сердце не выскочило. Я думал, ты сначала напишешь, будешь две-три страницы сомневаться, стоит ли сюда ехать. А этой ночью приснилось, что ты явился без предупреждения, свалился снегом на голову и начал командовать — точно, как сейчас.
Мы посмеялись. Со своего места я видел маленькую клумбу под окном, но не знал, как называются растущие на ней цветы. На подоконнике стоял деревянный ящичек с измазанными землей клубнями. А на холодильнике — грязный радиоприемник.
— Пока будем есть, расскажу, как сюда попал. Ты еще не разучился понимать жующих?
— Это врожденный инстинкт.
— Тогда слушай.
Набив рот, он начал с того, как восхищался пейзажами в дороге. Предгорья Скалистых Гор зачаровали его так, что захотелось на время выбросить из головы космические приключения и написать что-нибудь о гномах, великанах и лепреконах. Пусть детское, но чтобы на страницах вздымались поросшие лесом горы, затягивающие беднягу смертного в череду страшных приключений. А потом он встретил старика (я тебе о нем писал, помнишь?) и выслушал его проникновенный монолог. Еще три дня метался по дорогам, пока здесь, в Моухее, не почувствовал: лучшего места не найти. Целый день бродил по окрестным холмам, идей пришло столько, что записывать не успевал, и, если бы перед ним вдруг появился джинн, одержимый страстью исполнять чужие желания, Джейк потребовал бы у него пишущую машинку и пачку бумаги — а теперь отвали, старичок, и не лезь под руку!
Он испугался, подумав, что сегодня же придется уехать, но понимал, что в такой крохотной деревушке трудно будет найти комнату внаем. Девяносто девять процентов за то, что никто из местных не пустит чужака на порог. И оттого, что он не сможет здесь остаться, Джейку стало больно, по-настоящему больно: заныли все кости и желудок скрутило. Возвращаясь в центр Моухея, к машине, он прикидывал, сможет ли построить себе шалаш — еще ведь тепло, мог бы месяцок-другой пожить в шалаше, — но оказалось, что в этом нет нужды. Его «Блейзер» как раз рассматривал мистер Пиле (я тебе его вечером покажу), они разговорились, и как только Джейк сказал, что хочет остаться здесь на недельку, мистер Пиле сразу повел его к Маккини, потому что Маккини женат на Молли Гарделл, и они забрали старую миссис Гарделл к себе, а ее дом стоит пустым с того времени, как похоронили старика.
— Арендовать гарделловский дом? Да хоть на десять лет, — сказал Чарльз Маккини. А его теща с такой радостью вызвалась за скромную плату приходить убирать и приносить постояльцу еду (наша Молли отлично готовит!), будто это Джейк их облагодетельствовал, а не они — его.
С трудом поверив в свое счастье, Джейк почти две недели писал запоем, спасибо, миссис Гарделл с настойчивостью родной тетушки трижды в день заставляла поесть. А вообще люди здесь необыкновенные!
— Это точно, — перебил я. — Типажи редкие, особенно леди, которая живет на вершине холма.
— В доме с синей крышей? — подхватил Джейк. — Это Сельма Уибли, кошмар всей деревни. Чокнутая старая дева, которую давно пора отправить в психушку, но люди относятся к ней с удивительным сочувствием. Они все здесь как одна семья, вот и берегут бедняжку. Как ты на нее нарвался?
Пришла моя очередь рассказывать.
— Близнецы — дочки О'Доннелов, — комментировал Джейк. — Красотки, правда? Им бы в модельном бизнесе тон задавать, но родители их ни за что не отпустят «развратничать». Кэтлин О'Доннел, между прочим, тоже красавица, но просидела тут безвылазно всю жизнь. Предрассудки в этой деревне прошловековые… Ладно, пойдем сегодня вечером на танцы, сам всех увидишь. Так что ты сделал?! Через забор? И прямо на нее выскочил? Ни хрена себе!
Он так хохотал, что на глазах проступили слезы. Я смотрел, как он, обхватив живот руками, корчится от смеха, и боролся с искушением ему врезать. Не люблю чувствовать себя идиотом, я сегодня уже получил тройную порцию этого блюда. Но ведь не Джейк виноват, что я изображал из себя Зеба Стумпа.
— Извини, — наконец пришел он в себя. — Просто миссис Энсон — дама боевая, если бы она действительно заподозрила тебя в дурных намерениях, пришлось бы посылать родным телеграммы с соболезнованием.