— Извините, мистер Хиллбери, — наконец пробормотал он. — Я не должен был вам дерзить. Прошу прощения.
— Забыли.
Взгляд мальчика взметнулся, но мигом вернулся к сложенным на коленях рукам.
— Вам тут нравится?
— Да, — теперь я был уверен, что говорю правду. — Удивительно приветливые люди.
Делберт сглотнул.
— Вы за один вечер можете определить, какие люди перед вами?
Так, началась философия. Самая заразная болезнь для подростков, куда там ветрянке с корью.
— Могу, — коротко ответил я.
— И мистер Риденс говорит, что может. Так в больших городах принято?
— Там еще принято отправлять детишек спать не позже десяти. Тебя, наверное, сейчас мать позовет.
Второй дешевый ход за вечер, будто я не на пятнадцать лет, а всего на год старше — и гордость за этот факт меня распирает. Я рассердился на себя, а Делберт покачал головой.
— Мама меня утром разбудит, а успею выспаться или нет — моя забота. У нас слюнявчики до совершеннолетия не носят. А вы в воскресенье уедете или в субботу?
— Может, подзадержусь.
— Не надо. — Он понял, что снова выглядит странно, и замялся. — Я в том смысле, что вам здесь компании нет. Мистер Риденс только своей рукописью занят, а кроме него вам и поговорить толком не с кем.
— А с тобой?
Его взгляд стал таким же, как на поле, когда он смотрел на отца. Взгляд щенка, знающего, что он облезлый и хромоногий, так что почесывать ему брюшко никто не станет.
— Шутите? О чем вам со мной говорить, я же ничего не знаю.
— Ты всю жизнь здесь живешь?
— Конечно.
— Значит, знаешь все, что мне может понадобиться. Местность, растения, — я горячечно придумывал, что мне якобы надо узнать. — Животных, какие тут водятся, птиц. Я буду описывать окрестности, а ты меня проконсультируешь.
— Правда? — глаза мальчика заблестели.
Я не ответил, через голову сидящего Делберта увидев его брата. Дилан хотел танцевать с Айрис О'Доннел, но выражал свое желание так же любезно, как ополоумевший от весеннего гона заяц, неожиданно налетевший на самку. Ухватив девочку за руку чуть ниже локтя, он тащил ее к танцующим, преодолевая сопротивление. Айрис морщилась от боли, отталкивала руку парня, а с другой стороны нахмуренная Айлин толкала его в плечо, но крика сестры не поднимали. Может, боялись, что отец прибьет дурака, а может, в Моухее в таких ситуациях женщина изначально считается виноватой. Я не из тех, кто оправдывает насильников: куда, мол, беднягам было устоять против женской провокации? Это же она вот так шла, вот так вертела бедрами, вот такую юбку надела. А накинулась бы на такого защитничка баба из породы тяжеловесов за то, что он вот так ходит, вот такие брюки носит, вот так пепел с сигареты стряхивает, и прихватила бы его эта баба походя по всем статьям, разбив морду и угрожая ножом, вот тогда я бы послушал, что добровольные адвокаты запоют. Хотя и так могу представить.
Делберт проследил за моим взглядом и вскочил, забыв о полученной час назад трепке. Он торопливо пошел к брату, а я направился следом, как иногда ходил за Джейком, опасаясь, что этот вечно витающий за облаками олух отчебучит что-то, дающее бесплатный ордер на больничную койку. Сейчас я бы с удовольствием выписал такой документ Дилану.
Айлин первой заметила нас и громко произнесла мое имя. Сглаживая ситуацию, она заулыбалась, а наследный принц рода Энсонов оглянулся, оскалился и, оттолкнув ее сестру, преувеличенно вежливо предложил Айлин руку. Делберт остановился и негромко позвал Айрис, но она отступала, поглядывая то на него, то на меня, то на Дилана, и, когда решила, что никто из нас до нее не дотянется, бегом выскочила за дверь. Делберт кинулся за ней, зато Айлин и не глянула вслед сестре. Улыбнулась кавалеру, и они пошли танцевать. К моему удивлению, танцевал Дилан неплохо.
От стойки Джейк завопил:
— Уолт, иди сюда скорее!
Вокруг Ларри О'Доннела толпились жаждущие, и мой друг красовался в середине толпы как почетный гость. Я разделил с ним общее внимание и до конца вечера отключился от проблем подростков. Первым эту тему затронул Джейк, когда после долгих прощаний и обещаний обязательно заглянуть в гости мы возвращались домой.
— Я видел, ты снова с Делбертом трепался, — сказал он. — Нравится паренек?
Я пожал плечами:
— Запуганный, но сердцевина, кажется, есть.
— Он здесь самый горячий поклонник моего творчества. У тебя ничего не просил почитать?