— Все! Все, Уолт, скорее!
Я уже не читал перлы, записанные на листах… на половинках листов… на мелких обрывках. Звук рвущейся бумаги успокоил Джейка. Он поднял голову и исподлобья смотрел, как я уничтожаю новую главу его романа; покрасневшие глаза опухли, темные круги под ними стали шире. Полубезумный, встрепанный Джейк с приоткрытым ртом и трясущимися губами сейчас выглядел именно тем существом, увидев которое возле своей кровати нормальный человек завопит и попытается спрятаться.
— Хорошо, — бормотал он. — Хорошо, Уолт, хорошо, вот так…
— Что с тобой происходит? — я бросил на пол последние клочки рукописи и присел на край его кровати. — Чего ты испугался?
Джейк помотал головой. Сильно потер глаза и обхватил себя руками, но, когда глянул на разбросанные обрывки, улыбнулся. От этой его улыбки мне стало холодно.
— Выпить хочешь? Он кивнул.
— Я сейчас принесу.
— Уолт…
— Что такое?
— Шоколада у тебя нет?
— Есть. Подожди.
Я включил свет в коридоре и на кухне, нашел в шкафу не допитую днем бутылку, а в кармане пиджака — шоколадку, купленную в придорожном кафе. Содовую мы вроде бы прикончили. На столе стоял пустой стакан, из шкафа я вытащил рюмку побольше. Покрытый линолеумом пол был холодным,
как дно могилы
и у меня уже замерзли ноги. Подумав секунду, я взял еще одну рюмку, сунул бутылку под мышку, набрал в стакан воды из крана и вернулся к Джейку. Он слегка расслабился, привалился спиной к стене и прикрыл глаза.
— Как тебе разбавить? — спросил я, сгружая свою ношу на тумбочку.
— Лей чистое. И давай сюда шоколад.
Выполнив его просьбу, я плеснул немного виски себе, долил рюмку водой до краев и стал наблюдать за весьма экстравагантным способом питья: Джейк с быстротой и методичностью машины отламывал от шоколадной плитки маленькие кусочки, совал их в рот и проглатывал, почти не жуя, но запивая каждый кусок глотком чистого виски.
— Вкусно? — поинтересовался я.
Джейк кивнул. Его ужас отступил, а когда от шоколадки остались только крошки на фольге, в глаза вернулось полностью осмысленное выражение. Вздохнув, Джейк протянул мне рюмку и жестом попросил наполнить ее еще раз.
— Я писал перед тем, как уснуть, — сказал он, не дожидаясь расспросов. — Помнишь, как раньше…
Я помнил. Джейк, еще будучи школьником, приловчился писать лежа и, если укладывался в постель один, обязательно записывал несколько строк, а иногда и пару страниц, сбив подушку комом, чтобы голова оказалась повыше. Я прекрасно помнил, как тысячу раз засыпал в нашей комнате в университетском кампусе, повернувшись лицом к стене, чтобы свет от настольной лампы Джейка мешал меньше, и сквозь дрему слышал, как шуршит его ручка по бумаге, как он ерзает, устраиваясь поудобнее, шелестит черновиками, бормочет — и снова торопливо карябает. А иногда он вслух смеялся над собственными выдумками, даже будил меня и, выслушав мою ругань (чего, спрашивается, я тогда сердился? лучше просыпаться от смеха, чем от крика), извинялся и снова писал. Это была не просто работа, но молитва на сон грядущий. Наверное, самая искренняя молитва, на какую только способен писатель.
В кампусе Джейк подкладывал под листы какую-нибудь книгу побольше, чаще всего оксфордский словарь. Интересно, чем он здесь пользуется? Справочником садовода? Поваренной книгой?
— Лежал и писал, — продолжал Джейк. — Положил бумагу вот на эту штуку…
Он сунул руку под одеяло и вытащил доску для резки хлеба. Я не удержался от смеха.
— Если кто-то из твоих врагов это увидел бы, тебя объявили бы не только графоманом, но и извращенцем.
— Сами они козлы, — автоматически огрызнулся Джейк. Значит, полностью оклемался. — Будешь слушать или перебивать? Тогда вали спать.
— А ты опять заорешь?
Взгляд Джейка в который раз метнулся к обрывкам.
— Не заору, не бойся. Самому, что ли, кошмары никогда не снились?
Я разлил по рюмкам остатки «Уайлд теркл», положил пустую бутылку на пол и ногой толкнул ее к Джейку под кровать.
— К мусорному ведру идти не буду, сам утром вынесешь. А если пообещаешь больше не вопить, утром и поговорим. Я спать хочу.
— Нет! — Джейк вскинулся, будто это не он только что предлагал мне «валить». — Не уходи! А то опять… Не уходи, пожалуйста!
— У тебя снотворное есть?
— Нет. Слушай, я все объясню. Только выслушай! Я ерзнул на твердом стуле, отпил глоток и кивнул.
Испуг, уходя, уволок за собой бодрость, меня действительно начало клонить в сон. Если рассказ затянется, усну прямо здесь. Спой мне колыбельную, дружок… Впрочем, на таком сиденье не уснешь. Который час? За окном темно, хоть глаз выколи, часы я вечером снял, а Джейковы где? Ни на руке, ни на тумбочке нет.