Дом, стоящий за холмом Мэри, оказался небольшим, но съехавшиеся стремились совсем не к нему. Машины выстроились у просторного амбара, стоявшего на сотню ярдов южнее. И если в доме все окна были темными, возможно, зашторенными, то распахнутые во всю ширину двери амбара выплескивали наружу яркий свет.
Незамысловатое строение было выкрашено такой же красной краской, как и дом Джейка, а служило, как пояснил мне новый знаток местных обычаев, то деревенским танцзалом, то залом собраний, и поместиться там могла вся община.
Когда мы пришли, длинные деревянные скамейки стояли впритык под стенами, освобожденная середина амбара была чисто вымыта, а на высокую деревянную кафедру, с которой в самый раз было бы вешать строгому проповеднику, водрузили громоздкий старый магнитофон, подключенный к усилителю.
Люди вокруг улыбались и спешили знакомиться, но что-то в их глазах мешало мне поверить их доброжелательности. Это «что-то» не позволяло до конца расслабиться, напоминало о домашних неполадках, о необходимости купить новое кресло в гостиную, заменить проржавевшую трубу водостока, запастись продуктами на неделю. Джейк представлял меня соседям, и они улыбались, называя свои имена, мужчины и женщины пожимали мне руку, но их глаза напоминали, что я — залетная птица. Приятно познакомиться, мистер Хилл-бери (интересно, какой у тебя банковский счет, небось деньгами швыряешься, лентяй из большого города), обязательно зайдите к нам на днях (у такого, как ты, наверное, своего дома нет), мистер Риденс говорил о вас (но не думай, что здесь только тебя и ждали), очень приятно (ты вроде ничего парень, но не пробуй пустить в ход свои городские штучки), добро пожаловать.
В числе других подошла ко мне и миссис Энсон. Муж держал ее под руку, и мы вчетвером посмеялись над моей попыткой проникнуть в их дом. Мне даже не дали извиниться, миссис Энсон сказала, что я выглядел ужасно трогательным (как, по-вашему, охотники часто считают дичь трогательной?), и предложила заходить в любое время, когда дом будет не заперт. Я в ответ восхитился ее кроликами.
— Если будете хорошо себя вести, Паула даст вам подержать какого-нибудь, — улыбнулся Роджер. — Мистер Риденс говорил, вы тоже писатель — вот и напишете историю кроличьей жизни.
Он не придал своим словам никакого значения, а я чуть не подпрыгнул: история кроличьей жизни! Это же великолепное название для книги. Сборник новелл о тихих людях, робких и растерянных, впряженных в плуг нелюбимой работы, некрасивых, нежеланных и настойчиво убеждающих себя, что все будет хорошо. На обложке — расплывчатые лица, ясно видны только испуганные глаза и слова История кроличьей жизни. О мистер Энсон, спасибо!
Но благодарить было уже некого, Энсоны отошли — и слава богу. Он бы еще подумал, что я над ним насмехаюсь. И как я умудрился забыть мобильник?! Надо срочно позвонить Терри, если ему идея с «кроличьей жизнью» понравится, пусть прощупает почву. И тут почва вместе с полом ушла у меня из-под ног, потому что в амбар… нет, к черту реальный взгляд на вещи, — в бальный зал вошли сестры О'Доннел. Они переоделись в белые блузки с длинными широкими рукавами и глубокими вырезами, сестренка с «каре» добавила к этому черные брюки, а другая — более романтичный вариант — пышную голубую юбку, достаточно короткую, чтобы мое сердце забилось быстрее. Девочки уселись на скамейку недалеко от входа, к ним тут же подошла подружка помладше и не такая красивая. Стала перед скамьей и загородила от меня длинноволосую близняшку, вот корова раскормленная! Я сверлил глазами ее жирную спинку: «Подвинься, немедленно подвинься». Но она стояла на месте, расставив ноги в поношенных туфлях и белых носках с кружевом поверху.
А Джейк подтолкнул меня, поворачивая в другую сторону.
— Смотри.
В дальнем углу тихо спорили два подростка: Дел-берт (он ушел из дома Гарделлов, пока я нежился в го-рячей воде, но вежливо передал мне «спасибо» через Джейка, который не стал интересоваться, чем это я заслужил благодарность) и широкоплечий парень лет семнадцати-восемнадцати. Короткий темный «ежик» на голове старшего был украшен надо лбом осветленной полоской. В левом ухе — серебряное колечко. Понятно: местная звезда, Рик Мартин, Пит Сампрас и Ро-налдо в одном лице. Воображает себя крутым и стильным, но в той рубашке, что на нем надета, ему ни в коем случае нельзя показываться за пределами своего округа — если не хочет, конечно, узнать, что он чмо деревенское. На фига мне его разглядывать?
Я снова глянул на близняшек. Их приятельница, слава богу, уселась и не мешала любоваться ангелами во плоти. Длинноволосая мисс О'Доннел хихикала, покачивая у губ стакан. Я решил, что в нем имбирное пиво — не может ведь девчонка пить виски! Ее сестра внимательно следила за тем, как парень лет двадцати вставляет кассету в магнитофон. Напрягшись, я вспомнил имя диджея: Рой Клеймен. Он представлялся мне минут десять назад с широкой улыбкой рубахи-парня. Сам не знаю, почему мне не понравились ни он, ни его улыбка.
— Куда ты пялишься? — сердито прошипел Джейк.
Вот липучка! Пусть мальчишки выясняют отношения, нам какое до этого дело? Хорошо, хорошо, смотрю. Старший надвигался на Делберта, а тот что-то шептал, отступая, вскинутое лицо испугано, губы шевелят-ся быстрее и быстрее. И вдруг рука старшего парня взлетела, короткие пальцы нырнули сбоку в волосы Делберта и сжались, захватив ухо. Мальчишка взвизгнул от боли, но не ударил в ответ. Ухватился за запястье обидчика, будто надеялся оторвать от себя его руку, и снова что-то зашептал. Наверное, упрашивал, соглашался на что угодно… А я-то думал, что парнишка, которому по силам валуны ворочать, умеет за себя постоять. Но из глаз Делберта уже текли слезы, а он даже не пробовал дать отпор. Мне еще в школе приходилось видеть такие сцены — они в любой школе случаются, и гораздо чаще, чем думают учителя и родители, и я никогда не мог спокойно следить за издевательствами. В паре с Билли Родвэем, моим тогдашним дружком, я не боялся переть на самых отъявленных школьных хулиганов (признаю: Билли был футбольным нападающим, а не шахматистом). Но чтобы сейчас справиться с сопляком, мне ничьей помощи не понадобится.
Я сделал всего два шага к подросткам, когда старший будто услышал мои мысли: оглянулся и нехотя отпустил Делберта.
— Теперь видишь, что значит быть младшим братом, — сказал Джейк.
— То есть?
— Этот козел с пятном от птичьего дерьма на голове — родной брат Делберта, Дилан Энсон. Тот, на которого родители надышаться не могут. Поэтому младший и вынужден молча выдерживать все его штучки.
Я не терпел бы такого ни от брата, ни от отца. И желание врезать Дилану усилилось: издеваться над младшим, прикрываясь родительской любовью, еше подлее, чем просто бахвалиться силой. Но я остался на месте: раз инцидент уже исчерпан, ни к чему затевать драку с мальчишкой на глазах у нескольких десятков спокойных взрослых. В чужой монастырь со своим уставом — ну, вы знаете.
Дилан, смеясь, пошел в дальний конец амбара, где стояло дощатое подобие барной стойки, а за ней прилепились к стене полки для бутылок. В роли бармена выступал Ларри О'Доннел, отец близняшек. Его жена рядом мыла стаканы в пластмассовом тазу. Ларри был высоким красивым мужиком с такими же, как у дочерей, прямыми светлыми волосами. Они с женой оде-лись в голубые джинсы, джинсовые рубашки и ковбой-, ские сапоги и выглядели моделями из дорогого агент— ства, готовыми к съемке. Кэтлин О'Доннел походила на мужа, как сестра, только он был поджарым, а она заполнила свой ковбойский наряд до треска в швах. Если дочки унаследуют материнскую грудь, последова-тельницам Памелы Андерсон не помогут мировые за-[ пасы силикона. Глядя на эту эффектную пару, я стал меньше удивляться красоте их дочерей.
Сволочной брат Делберта подошел к стойке и, похоже, заказал выпивку. О'Доннелы в унисон присвистнули и засмеялись. Парень стал сердито что-то бубнить, искоса я видел, как сминается в гримасе его широкое лицо. Ларри ответил тихо, но Дилан не отставал — и через минуту хлопнул по стойке растопыренной ладонью. О'Доннел ударил сразу же. Его левая рука придавила ладонь сопляка к стойке, а правая врезалась ему в щеку. Он не сжимал кулака, просто отвесил пощечину, но парень потерял равновесие и не упал только потому, что повис в воздухе: Ларри без малейших усилий удерживал Дилана на весу, схватив его за руку. Подонок громко охнул и засучил ногами, спеша подняться, пока не вывихнул запястье. Люди вокруг притихли.