— Ясно. Точка-тире! — сказал Валерик звонко, почти весело. Потом взял надкушенное яблоко и как-то боком двинулся к двери.
— Валерик, куда ты? Вернись немедленно! — потребовала Анюта.
— Вот тебе и «здравствуй, дедушка»! — нехотя пошутил Петька. На него все цыкнули. Анюта направилась было к двери, но почему-то передумала.
У всех испортилось настроение. Мы ещё немного поговорили, порассуждали, что же делать с нашим чрезвычайным происшествием. И вдруг в библиотеку ворвалась нянечка Валентина Анисимовна. Растрёпанная, испуганная, заплаканная.
— Убили, убили его! — запричитала она. — Этот гад ползучий Васька под машину толкнул. Вот тут, против школы как раз. Уже и «Скорая» приехала.
И она, плача, уронила голову на корзину с яблоками. Яблоки, подскакивая, покатились по полу.
— Кого, кого убили, тётя Валя?! — затормошили её девчонки.
Но мы уже поняли, что беда случилась с Валериком. И бросились, толкая друг друга, на улицу…
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
ЧИСТАЯ ПРАВДА
Рассказывает Валерик
Оказывается, я всё-таки жив. Окончательно это выяснилось только через неделю. Мне «чертовски повезло», как уверяет доктор Айболит. Я не «отдал концы», как сказал бы Виктор Зыбков. Главному хирургу, Степану Ефимовичу, пришлось собирать и склеивать меня по кусочкам. Дело-то было плохо.
Все тогда набросились на Васеньку. Но, если по чистой правде, то, пожалуй, Васенька не совсем виноват. Во всяком случае, он меня не убивал. Из библиотеки я выбежал, зажав в руке злополучное яблоко, ни о чём не думая. Просто мне стало вдруг обидно, что я совсем никому не нужен: боялся расплакаться при всех.
На улице первым навстречу — Васенька. Только его в эту минуту и не хватало! Он подошёл совсем близко, притянул к себе за курточку: «Ну что, мальчик резвый, кудрявый, всё торопишься? Яблочко на морозе кушаешь? Не боишься ангельский голосок застудить? Может, прополощем горлышко?»
От него противно несло перегаром. «Ты не думай, Меньшов всё знает, — продолжал он. — Тебя из «Ракеты» вытурили? А кто тебе настоящий друг? Не веришь? Хочешь, перстень подарю? Помнишь перстень? Зубик-то тебе ещё не вставили?»
Тут я рванулся от него на мостовую и… больше ничего не помню.
Очнулся в больнице. Не понимаю: где, что. Хочу пошевелить ногой. Ничего не чувствую. Спрашиваю доктора Айболита — он около меня оказался:
— Где мои ноги?
— Спокойно, дружок. Не шевелись. Всё на месте. Только надо терпением вооружиться, большим терпением. Снайпер лежит не двигаясь по двадцать часов. А вот тебе придётся не меньше чем двадцать суток.
Тут подошёл другой доктор, высокий, тоже в белом халате, Степан Ефимович.
— Разговорчики? Прекратить. Обеспечить полное спокойствие. И никаких следователей.
Тогда я ничего не понял; мне что-то дали выпить, вытерли губы — и я снова забылся.
Через несколько дней в палату привели лейтенанта милиции. И на него надели белый халат. Он сел около меня и всё время спрашивал, толкал ли меня в тот день Васенька или не толкал. Объяснил, что это очень важно установить для следствия — и чтобы я говорил чистую правду.
— Нет, не толкал. Он держал. А я сам вырвался!
Так и записал лейтенант милиции. И попросил подписаться Анюту, которая дежурила вместо мамы.
Ничего не поделаешь, если по чистой правде, то снова я сам виноват, как во всей этой истории. Никто меня ни разу не упрекнул. А ведь я подвёл школу, Кузьму Васильевича, «Ракету». Ребята все такие понимающие, деликатные, что реветь хочется. А нельзя. Выдержка. Точка-тире. Лежи, дорогой Валерик, двадцать дней на вытяжении, если хочешь, чтобы твои косточки зажили и ноги заходили.
А вдруг не заходят? А вдруг, как у Настоящего человека. У него тоже сначала ноги целы были. Человеку очень нужны ноги, и совсем не важно, если уж не такие длинные. Как хорошо бежать вприпрыжку в школу, учиться, выпускать «Ракету». Я подумал, какой я был глупый, что не умел ценить вот таких простых вещей. Не мог на уроке и пяти минут спокойно усидеть. А тут три недели не шелохнуться! Или больше?
И я лежу, лежу, лежу… На вытяжении. Перелом сложный, да ещё нервы повреждены. Это значит, нога сломанная поднята вверх, чтобы кости на место стали, на ней груз… И… не шелохнуться.
Не дождёшься пяти часов вечера, когда в палату пускают, по одному, ребят. А первое время была только мама да Анюта, которая её подменяла. Потом Степан Ефимович сказал:
— Хватит! Никаких круглосуточных дежурств. Наш Валерик Валериевич теперь уже не слабый, а вполне удовлетворительный больной. Починили, склеили, нужно отлежаться.