Выбрать главу

Глава 9.

ПОСЛЕ ПОСАДКИ.

Раны у летчика оказались болезненными и достаточно серьезными. Сквозное ранение груди, пробита рука. «Странные какие-то раны, словно картечью шарахнуло. Входные отверстия — аккуратные одинаковые дырочки», — думал Давыдов, распарывая куртку пилота. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы сообразить: если пилоту не будет оказана срочная медицинская помощь, неизбежно наступит ухудшение. Больше всего Давыдов опасался инфекции. Во время перевязки раненый не произнес ни звука, лишь крепко стискивал зубы да отворачивал побелевшее лицо. Давыдов испытывал настоящую боль при мысли о том, что своими неумелыми руками причиняет человеку излишние страдания. Пальцы отказывались слушаться, повязка все время норовила съехать в сторону.

— Туже бинтуй, — лишь один раз простонал летчик.

Заставив раненого проглотить несколько таблеток стрептоцида, что, по мнению Давыдова, способствовало предотвращению инфекции, капитан начал думать, что делать дальше.

Конечно, сначала нужно было идти в салон и осмотреть тела пассажиров и членов экипажа, но он никак не мог себя заставить выйти из кабины, а потому решил попытаться установить, куда же они упали.

— Слышь, командир, у вас какая-нибудь карта есть?

— В планшете у командира полетная карта. Посмотри у левого кресла.

Давыдов нашел планшет.

— И где мы, по-твоему, оказались?

— Ищи внетрассовый от Питера до выхода на Мурманскую. Нашел?

— Ну, нашел.

— В момент взрыва мы выходили на трассу, а потом Ты рулил. Тебе лучше знать, куда ты меня завез.

— Ладно уж, довез, и хорошо.

Давыдов прикинул: скорость была примерно одинаковая, направление он тоже не менял, только разок повернул влево на сорок градусов. Но потом он доворачивал вправо, примерно градусов на двадцать — двадцать пять. Давыдов взял карандаш и линейку. Линия предполагаемой траектории пересекла берег Онежского озера. Судя по пейзажу за стеклами кабины, Давыдов не сильно ошибался. Но точные кооринаты приземления оставались загадкой. Все-таки давыдовские расчеты были весьма приблизительны.

— Ну что, определился?

— Да так, очень приблизительно. От трассы километров пятьдесят, но, может быть, и восемьдесят.

— Спасибо, утешил. А что с остальными, почему их не слышно?

— Остальных нет, мы вдвоем.

— Еще лучше. Что это было?

— Пока не знаю, некогда было разбираться. У тебя какие-нибудь мысли есть?

— Вызывать помощь на канале ПСС. Нас должны искать.

— Сам сможешь? Я пока в салоне разберусь.

— Дело нехитрое. — Летчик нацепил головные телефоны, опустил к губам дужку микрофона. — Тебя как зовут?

— Давыдов, Анатолий.

— Меня Лехой, фамилия Лебедев. — Летчик протянул здоровую руку, Давыдов в ответ осторожно ее пожал.

— Ты как? Может, тебе чего надо? Так ты скажи.

— Все нормально, Толян.

— Ну, я пошел.

Как ни оттягивал Давыдов этот момент, а все же пришлось выйти в салон. Запах взрывчатки уже выветрился, уступив место солоноватому запаху крови. Борясь с тошнотой, капитан перешагнул лежащие на полу тела и прошел в хвост. Посмотрел в иллюминатор — песчаный берег метрах в трех.

— Слышь, Леха, как отсюда выйти?

В ответ послышался смех.

— Судя по погонам, ты вроде летчик.

— Я связист.

— Надо же, а так лихо управлялся…

— Да был кой-какой опыт, но летал только на «Шмеле» и «Ан-2».

— А-а-а, так ты — связь и ракетно-техническое обеспечение ВВС.

— Вот именно, только не ВВС, а ПВО.

— Все одно. Но вынужден тебя разочаровать, благодаря твоему способу приземляться выход теперь только через грузовой люк. Торжественный сход на берег не состоится.

— Открыть-то его как?

Пилот объяснил и повернулся к радиостанции. Давыдов откинул створки люка и опустил трап. Тот сразу почти весь ушел в воду. В открывшийся проем Давыдов увидел поросший соснами берег и склон холма, усеянный мелкими валунами.. Между берегом и самолетом плескалась вода. От берега до переката, на котором лежал самолет, тянулась коса, переходящая в каменистую отмель. Местами ее почти целиком скрывала вода, оставляя наверху только верхушки валунов. «Глубина метра полтора будет», — определил Давыдов, опустился на колени и, зачерпнув воды, умылся. Вода была чистой, но обжигающе холодной. Лезть в нее очень не хотелось. Давыдов решил сбросить в воду несколько ящиков. Получится мост, и можно будет сойти на берег, практически не замочив ног. Ящики было не жалко. Все равно их на берег вытаскивать, не в самолете же оставлять. Давыдов задумался над тем, как поступить с погибшими. Капитан не зная, нужно ли их оставлять на месте, до того как следователи установят причину взрыва. Решил, что если по-человечески, то бросать мужиков нельзя. Нужно перенести их на берег и устроить хотя бы временные могилы. В поисках материала для сооружения моста он принялся разглядывать ящики. Длинные жестяные коробки не подходили. Давыдов приподнял одну — слишком легкая, не утонет. Оставив продолговатые пеналы в покое, капитан принялся за стойки. Как и положено радиотехнику, Давыдов понимал, что бросать в воду электронику не стоит. Вода не способствует улучшению состояния радиоаппаратуры. Анатолий решил поискать какой-нибудь ящик с кабелем. На худой конец пожертвовать силовым щитом. У него изоляция хорошая, потом надо только просушить, и все — заработает как миленький. На секунду капитан призадумался, разглядывая печати и предохранительные пломбы. Сработал воспитанный у каждого советского военнослужащего инстинкт, чувство почтения к сохранности всего опечатанного и опломбированного. Раз есть печать, значит, есть и соответствующий гриф. А! Семь бед — один ответ! Все спишут! Сняв брезентовый чехол, Анатолий от удивления присвистнул. Обнажились панели с висящими на проводах индикаторными приборами с битыми стеклами, циферблатами без стрелок, вместо сигнальных лампочек торчали ощетинившиеся стеклянными осколками цоколи, цветные колпачки где расколоты, где их нет совсем. Не аппаратура — хлам. Следующая стойка оказалась в таком же плачевном состоянии. Работать это барахло явно не могло и годилось лишь на запчасти. Капитан решил осмотреть весь груз. Новыми ему показались только несколько продолговатых чехлов и какой-то ящик, сильно напоминающий «дипломат» или средних размеров чемодан.

— Алексей, вы давно металлолом возите, или как?

— Ты это о чем? — донеслось из кабины. — Теперь у нас ты главный спец по металлолому, после приземления здесь сплошной вторчермет. План по сдаче алюминия можно выполнить.

— Я о грузе.

— Эй, ты там не шибко лазь. Это знаешь что такое?

— Рухлядь.

— Какая еще рухлядь? Ты о чем?

— Да иди посмотри. Помочь?

— Сам справлюсь.

В пролете двери, пошатываясь, показался Лебедев. Окинув мрачным взглядом тела на полу, захромал к Давыдову.

— Ответил кто-нибудь?

— Никого не слышно. Что у тебя?

Давыдов похлопал ладонью стойку:

— Это годится только на свалку. Алексей, тяжело дыша, присел на откидывающееся сиденье.

— Не может быть, мы должны были новый комплекс доставить. Он ведь только с завода. Их еще и в армии-то нет. Это новье, последняя разработка…

— Не-а, не прокатывает. Я тебе как специалист говорю. Все это никогда работать не будет.

— Ну и дела.

— Слушай, давай-ка разберемся! Вы должны везти что-то новое и наверняка секретное. Вас попытались взорвать. Теперь выясняется, что нового здесь ничего нет. Вернее, скажем так: то, что находится на борту, неработоспособно. Но если бы мы упали, эта рухлядь вполне сошла бы за ваш ужасно секретный и ценный груз. Может быть, это и есть такая же аппаратура, как та, что значилась в документах. Завод обычно делает несколько опытных образцов. Вероятно, это более ранняя модель вашего комплекса. Так что налицо явная подстава.