- Та я – могила. Но…
- Никаких «но». Междупланетная ракета с людьми быстро вращаться не будет.
- Ясен пень.
- Так что ваше изобретение – совершенно военное. Я передам, кому нужно, испытают на артиллерийском полигоне. А в Измайлово по-прежнему рвёмся к звёздам.
- Шо уж не понять. Воля ваша.
Серёжа был явно смущён – и изменением отношения Засядько, и, тем более, обращением на «вы».
- У вас же только училище, не дело это. Что скажете, если буду рекомендовать вас осенью в Петроградский технологический?
- Э-эх… Шоб я так жил! Не нужно пустых надежд, гражданин директор. На оклад подмастерья никак на учёбу не наскребу.
- Крепитесь духом, молодой человек. Самым способным правительство Республики и учёбу, и стипендию оплачивает. Я похлопочу.
- Та вы шо… - он опомнился и даже подскочил, невольно пародируя военное «смирно». Впрочем, в темноте это осталось незамеченным. – Благодарствую, Александр Степанович!
- Но помните о нашем уговоре. Одно слово лишнее – и не видать вам Техноложки.
Серёжа взял себя в руки, что было затруднительно. Казалось – небо вокруг барака раскрасилось праздничным салютом ярче, чем во время их опытовых запусков!
- Клянусь, Александр Степанович! За одно прошу – называйте меня на «ты», как прежде, коль у нас конспирация.
- Изволь. Ты прав. А сейчас – спать. Скоро испытаем многоступенчатую, голова твоя нужна ясная.
В последующие дни Серёжа ходил с выражением человека, одержимого икотой, коему посоветовали набрать много воздуха в грудь и не дышать сколько есть мочи. О стабилизаторах твёрдотопливных ракет он вспоминал редко, а Петроград и превосходная возможность выбиться в люди не просто грели душу – они жгли огнём!
Сколько сил потребовалось, чтоб сдержаться и ни о чём не сказать не только Георгию, но и Розочке, что считала парня бедолагой, не передать. Но время шло, и на измайловском поле появилась ракета, похожая на «Конрадов Хаасов» в количестве пяти штук, соединённых вместе – четыре в нижнем ярусе и один вверху.
Георгий лишь раз спросил – чего цветёшь как каштан на Монмартре, но особо не приставал, увлечённый химическими опытами и встречами с Элизой, частыми, только затянувшимися в первой стадии ухаживаний.
Тилль сам излучал довольствие, дела у него двигались на обоих фронтах. Выглядел, правда, странно. Изъеденный ожогами от азотной кислоты, он казался поражённым невиданной заразной болезнью. Наверно, кроме как с Элизой, не имел ни с кем никаких шансов на успех. Она-то знала, что ужасные волдыри на руках и язвочки на лице – не инфекция и скоро заживут. Но другие дамы на улице шарахались, городовые смотрели строго, но подходить не решались, мало ли какая заразная хворь.
Испытатель стоически переносил невзгоды, а Засядько повелел огородить его участок бетонным забором с зеркалами наверху, чтоб Георгий наблюдал за двигателем, не рискуя получить очередной кислотный душ. Только зеркал хватало едва на пяток опытов. Двигатели порой взрывались, иногда зеркальное стекло просто трескалось от высоких температур.
С тем же упорством Георгий жёг бензин, керосин и жидкий водород в кислороде, долго промучился с перекисью водорода, бурно разлагающейся от добавления перманганата калия. Создать двигатель с надёжным запуском, ровной, мощной и управляемой тягой, а также не взрывоопасный, ему пока не удалось.
Подписывая как-то очередную смету на ремонт, полковник грустно пошутил: «Если верить примете, что разбитое зеркало – к несчастью, мы переколотили фортуну России на годы вперёд».
Цепь неудач доконает и самого стойкого. Когда Засядько объявил о пуске многоступенчатой ракеты, Георгий не знал – радоваться ли ему за товарищей или завидовать им, ушедшим с твёрдотопливными ракетами намного дальше. Тем более Засядько не нашёл ничего лучшего, как натравить на него газетчиков. Возможно, на директора надавили сверху: накануне скорых думских выборов российский обыватель желает знать, в какую дыру улетают казённые ассигнования.
Репортёр с фотографом объявился в начале июля, с любопытством оглядел следы огня и щербины на стенках испытательного стенда. Георгий принялся за пояснения.
- В отличие от пороховых двигателей, жидкостный имеет гораздо больше склонности взорваться. Причин предостаточно, и мы работаем над ними. Например, если камера сгорания до зажигания избыточно залита горючим и окислителем, они воспламеняются с сильнейшим хлопком или даже взрываются, разрушая станок и обливая азотной кислотой близко расположенные приборы.
- Стало быть, человек никогда не полетит на ракете с жидкостным двигателем? – репортёр что-то пометил в блокноте.
Георгий обратил внимание на странную манеру этого человека больше слушать и меньше записывать. Быть может, полагался на память? Но химические термины изрядно длинны и трудны для непосвящённого, наверняка – напутает, а потом половина Москвы примется хохотать, прочитавши, какие глупости изрёк ракетчик.
Газетчик сбросил клетчатый пиджак, оставшись в сорочке с галстуком и жилетке, его донимала июльская духота. Обитатели Измайлово терпеливо носили защитные плащи с масками и капюшонами, обильно порченными кислотой. Какая под ними баня с парилкой, репортёр решил не спрашивать.
- Вы спрашиваете о полётах в космос… Не думаю, что изобретут нечто лучшее жидкостных ракет. А касательно их безопасности, то тысячи людей разбились, пока испытывали первые планёры и аэропланы. Мы надеемся к началу опытов с человеком изрядно уменьшить риск.
- Эдуард, голубчик, пройдите внутрь, снимите общий вид до опыта… - гость чуть ли не силой толкнул к обгорелым стенам фотографа, явно не желавшего туда соваться. – Могу ли я просить вас зажечь двигатель в темноте? Ночные фото ваших опытов авантажнее!
- Коль директор распорядится – извольте.
Репортёр снова чиркнул в блокноте, будто сказано что-то важное. Наверно, приготовился настрочить о деспотическом характере Засядько.
- А это что за бочонок?
- С содой. Она нейтрализует азотную кислоту, невзначай пролитую на кожу.
- Страшно представить это зрелище и чувства пострадавшего.
Газетчик поёжился.
- Здесь много опасностей. Как-то кислота в алюминиевом баке разогрелась на солнце. Пробку выбило и окатило рабочего, выжгло оба глаза напрочь.
Фотограф пулей выскочил из бетонного загончика. На его лице явственно читалось нежелание находиться к этому дикому месту ближе полсотни шагов.
- Если я вас правильно понял, гражданин Тилль, самой ракеты на жидком бензине ещё нет…
- На жидком топливе.
- Не важно.
- При желании, я за неделю соберу её, - пожал плечами Георгий. – Над полем поднимется. Однако баллистику ракет проще опробовать на твердотопливных.
- Вижу! – репортёр показал фотографу на двухступенчатую. – Непременно хочу присутствовать при её взлёте. – Но вернёмся к жидкостным. Если ракеты нет, каков сам двигатель?
Он бесстрашно ступил в испытательную зону, откуда только что сдуло фотографа. Даже резиновый плащ не потребовал. Георгий опустил на глаза защитные очки.
- Вот он, двигатель. Нравится?
- Шутить изволите? Это же какой-то горшок!
- В том и соль ракетной техники. При малых размерах развивается тяга, для поршневого агрегата недостижимая. Да и конструктивно наш малыш не сложен, нужно лишь доработать детали. Скоро сами убедитесь в его возможностях. Прошу вас покинуть стенд.
Стемнело. Георгий положил руки на пульт с множеством рычагов и циферблатов. У пульта поменьше колдовал Серёжа.
- Подача топлива!
- Есть подача! – молодой помощник повернул рубильник.
Засядько с важным видом что-то чёркнул в журнале испытаний. От стенда потянуло резким химическим запахом.
- Зажигание!
- Есть зажигание!
Яркий сноп пламени, даже отражённый в мутноватом зеркале, на миг заставил журналиста зажмуриться. Через стенку донёсся грозный рык огненной струи. Завоняло ракетным выхлопом, перемешанным с рыжими клубами азотной кислоты. Глаза заслезились, как на сильнейшем ветру.
Репортёр закашлялся, у него нестерпимо засвербело в носу. Собравшиеся под зеркалами ракетчики, вроде бы привычные, тоже почувствовали себя скверно и не стали скрывать облегчение, когда рычание стихло.