— Ну что, нашли?
— Есть вопросы, нужно основательно проверять. — Создана межведомственная комиссия под руководством Г. Г. Райкунова (генерального директора ЦНИИмаш). Завтра в 14 часов первое заседание. Утром пришлют повестку. Подготовьтесь. Определи наших представителей в рабочие группы.
— Хорошо.
Утром звонит Л. Т. Баранов.
— Как дела?
— Пока неважные. Разбираемся.
— Слышал, что сказал президент. Он дал поручение разобраться с использованием средств на систему «Глонасс». Поручено Генпрокуратуре. Сейчас начнут трясти по всем направлениям.
— Да, ситуация…
— Ты не опускай руки, не делай скоропалительных выводов. А то я смотрю: у тебя настроение на нуле.
— Да нет. Разберемся. Думаю, что в нашем случае имеем откровенный «ляп». Нужно понять.
— Я был в отделе анализа. Мне дали траекторию полета.
— Срочно пришли.
Л. Т. Баранов по факсу присылает график, на котором отражены расчетная и реальная траектории полета «Протона». Видно, что уже на первой ступени ракета начала увеличивать угол тангажа — стала потихоньку кабрировать. На третьей ступени это было особенно заметно. Дело в том, что на носителе используется терминальная система управления. Она ведет ракету в заданную точку пространства, постоянно ее вычисляет, и в конце траектории видно, что они сошлись. Попали в точку, но недобор около 105 м/сек говорил, что опорная орбита так не была сформирована. Ракете было суждено упасть в Тихий океан.
По логике вещей выходило, что у ракеты не хватило мощи. Как-то не верилось, что увеличение массы головного блока всего на 0,3 % могло повлиять на конечный результат.
Поехали на заседание комиссии в Центр им. М. В. Хруничева. Слякотная погода не добавляла ничего хорошего к настроению. Опоздали из-за пробок минут на пять.
В небольшом конференц-зале на четвертом этаже КБ собралось столько народу, что нам, представителям РКК «Энергия», мест не хватило. Уступили.
Первое слово председателю комиссии. Он объявил о совместном приказе и о назначении сопредседателей. Это Г. Райкунов и А. Данилюк от 4ЦНИИ МО. Зачитал членов комиссии из 70 членов, 38 — представители ЦНИИмаш.
«Лучше бы эти силы были брошены на дело, не на критику», — отметил про себя. Сразу почувствовал некоторую предвзятость комиссии: что скажет председатель, то и будет принято.
Начальник управления Роскосмоса А. Н. Чулков высказал свое возмущение: «Таким составом мы не решим вопроса по определению причин аварии. Все эти силы нужно было направить на недопущение аварийной ситуации». С ним я был полностью согласен.
Председатель пропустил слова А. Н. Чулкова и предоставил слово представителям отдела анализа. Те доложили о результатах предварительной оценки работы систем.
Выходило, что все системы ракеты работали в штатном режиме, включая двигательные установки. Разгонный блок тоже работал в штатном режиме. Его система управления начала отслеживать полет по траектории, чтобы в случае ошибок ракеты их исправить. Телеметрия работала четко. Она показала, что прошли штатные операции по системам блока.
Предоставили слово Ю. Трунову, заместителю руководителя НПЦ АП. Он подробно рассказал о формировании полетного задания. Вывод — полетное задание не было перепутано. Далее он довел до сведения присутствующих, что целую ночь специалисты НПЦ АП проводили моделирование, из которого видно, что фактическая траектория, полученная по телеметрии, хорошо «ложится» на расчетную, если в исходные данные ввести увеличенную массу головного блока — порядка на 1500–2000 кг.
— Я не знаю и не понимаю — где эта масса? В космическом ли аппарате, разгонном блоке или в третьей ступени, но она есть, — заключил Ю. Трунов.
Второй доклад — Центра им. М. В. Хруничева. Три сообщения, и во всех говорилось о том, что со стороны ракеты вопросов нет. Ее третья ступень хотя и была залита дополнительными гарантийными запасами, но такого перетяжеления не могла дать.
К космическим аппаратам вопросов не было. Они взвешены и при всем желании не могли дать перетяжеление такой величины.
В сообщении К. Попова было сказано, что системы блока работали штатно, а возможное перетяжеление мы исследуем.
Практически уже зная причину (осталось только проверить эксплуатационную документацию), сидел и сдерживал себя, чтобы не оборвать умников, которые раздували «из мухи слона».
Вернулись на предприятие. Позвал А. Н. Мартынова, и сразу все стало ясно. В эксплуатационной документации окислительного бака при расчете уставки в датчике контролязаправки так называемая постоянная величина была взята не по чертежу запущенного «разгонника», а со старого блока 17 С40. Тут же прикинули — во что выльется в этом случае заправка. Получилось, что в бак влили дополнительно жидкого кислорода около 1400 кг. Выяснилась и другая деталь — извещение на блок ДМ‑03 с ошибкой в расчете провели еще в 2006 году (я в то время работал в ТМХ).