Мы приуныли, ибо, к нашему сожалению, Валье ничуть не заинтересовался показанным кино и строго заявил, что юноши не должны рисковать жизнью, занималась ракетным моделированием. В заключение он сурово потребовал, чтобы мы немедленно прекратили наши «испытания». По иронии судьбы менее чем через два года Валье погиб во время эксперимента с ракетой на жидком топливе, став первым испытателем, пожертвовавшим жизнью ради новой отрасли.
Несмотря на незначительные попытки ослабить мой энтузиазм, события тех лет, вне сомнения, усилили мое желание стать инженером. Этому также способствовало изобретение радио, развитие автомобилестроения и появление множества технологических открытий. Поэтому после окончания средней школы я поступил в технический университет Штутгарта, где получил специальность инженера-электрика, и почти сразу же начал работать в фирме «Сименс – Шуккерт» в Берлине.
Как ни странно, в тот момент, когда я наконец стал инженером, мне пришлось на время забыть о ракетостроении. Вскоре после прихода Гитлера к власти в 1933 году новости об успехах в ракетостроении стали появляться в немецкой прессе все реже, а затем и вовсе исчезли. Теперь мы знаем, что с одобрения министра обороны отдел баллистики и боеприпасов Управления вооружения германской армии стал полностью контролировать все работы в области ракетостроения Германии, проводившиеся в обстановке полной секретности. В Версальском договоре тщательно перечислялись все виды вооружения, которые запрещалось производить Германии, но о ракетах не говорилось ни слова.
Общества ракетостроения и астронавтики пытались воплотить в жизнь идею создания ракетного летательного аппарата и выхода в космос, но из-за существовавших ограничений все их попытки были безуспешными. В конце концов люди просто перестали получать информацию о достижениях в ракетостроении, чего и добивались власти. Однако работы в области ракетостроения продолжались под руководством майора Вальтера Дорнбергера сначала на станции Куммерсдорф-Вест в 27 километрах южнее Берлина, а начиная с 1936 года в Пенемюнде.
Между тем я трудился в «Сименс» и лишь изредка вспоминал о ракетах. В 1939 году, когда началась Вторая мировая война, я по-прежнему работал инженером-проектировщиком. В первые годы войны до работников крупных инженерных компаний доходили волнующие слухи о фантастическом центре на берегу Балтийского моря, где разрабатывается сверхсекретное оружие. Но власти Третьего рейха так усиленно охраняли секреты центра, что я узнал о нем совершенно случайно.
Я снова вспомнил свою мечту о ракетостроении и космических путешествиях теплым, летним, лунным вечером 1941 года, незадолго до вторжения немецких войск на территорию Советского Союза. Хотя тогда я этого не осознавал, это было первое в судьбоносном ряду событие, в конечном итоге воплотившее в реальность мою детскую грезу.
Вторая мировая война свирепствовала уже почти два года. Большая часть Европы, за исключением Швеции, Швейцарии, Испании и Португалии, была захвачена гитлеровской Германией. Самолеты люфтваффе совершали массированные налеты на Великобританию, и вскоре британские бомбардировщики начали бомбить Германию.
Со старым приятелем, Хартмутом Кюхеном, я ждал автобуса на остановке в затемненном Берлине. Мы с ним весь день ходили под парусом на озере Ванзее. Я только и делал, что говорил об Ирмель – красивой, темноволосой девушке, работавшей вместе с нами в «Сименс».
Наше знакомство было типичным для того времени – сначала мы с Ирмель общались исключительно по-деловому. Почти год наши отношения сводились к обмену машинописными документами о спецификациях трансформаторов, деталях переключателей и электростанциях. Я не помню, на что впервые обратил внимание: на ее похвальное умение разбирать мой почерк, милую женственность, утонченную внешность или приятную манеру говорить.
Мы жили в разных частях города, и шансы встретиться друг с другом вне офиса были примерно такими же ничтожными, как у нынешних жителей Лос-Анджелеса или Нью-Йорка. Тем не менее благосклонное провидение, прежде заставлявшее миллионы вроде бы убежденных холостяков менять мнение о браке, однажды вынудило меня, едущего к другу, сесть с Ирмель в один вагон метро. Конечно же мы говорили отнюдь не о трансформаторах и бланках заказов и вскоре обнаружили, что оба любим греблю, танцы и нам нравятся одни и те же книги. Более того, выяснилось, что оба свободны в ближайшие выходные.