Он немного помолчал, грустно вздохнул и продолжил:
- Я сделался типичным образчиком городского мещанина: работа, домашнее хозяйство, семья. Работа, дом, семья. Все по кругу, строго по расписанию, с нашей известной всему миру пунктуальностью... И так длилось три года... Но вчера...
Мюнхгаузен замолчал и опустил взгляд.
- Вчера? Что случилось вчера? - Мое сердце замерло.
- Вчера Марта взяла сына и ушла, - сухо сообщил барон. - Оставила записку, что выходила замуж за путешественника барона Мюнхгаузена, а не за садовника Мюллера, и не намерена больше жить этой мещанской жизнью, без всяких событий и приключений...
- И вы... - У меня перехватило дыхание.
- И я решил вернуться, Томас! - Барон вскинул голову, и в глазах его полыхнули веселые искры. - Нет больше Мюллера! Барон Мюнхгаузен воскрес! Воскрес раз и навсегда!
Я был рад настолько, что не сдержался и немедленно заключил моего старого друга в самые горячие объятия, на которые был способен.
10.3
Известие о "воскрешении" барона Мюнхгаузена взбудоражило город. Радость вылилась на улицу, кто-то даже организовал маскарад и праздничное шествие. В мэрию студентами городского лицея было подано прошение о немедленном переименовании города Ганновера в Мюнхгаузенштадт.
Впрочем, не все разделяли всенародное ликование. Бернардина-Якобина и прочие родственники и бывшие друзья барона подали в суд исковое заявление, в котором объявляли Карла Иеронима самозванцем - дескать, садовник Мюллер сошел с ума и вообразил, что он Мюнхгаузен.
Суд долго вникал в суть вопроса и, в конце концов, решил провести экспертизу. На центральной городской площади установили огромную пушку, ствол которой был направлен едва ли не в зенит: чтобы доказать свою подлинность барону Мюнхгаузену предлагалось совершить полет на пушечном ядре на Луну. На самом деле, в пушку был заложен сырой порох, и после выстрела мой друг под общий хохот присутствующих просто шлепнулся бы на землю.
Но барон почуял неладное, да и фрау Марта - она снова вернулась к Карлу Иерониму, как только он перестал быть садовником Мюллером, - подтвердила, что пушка не готова к настоящей стрельбе.
По настоянию моего друга порох немедленно заменили на сухой.
Карл Иероним окинул присутствующих грустным взглядом, горько улыбнулся краешком рта и сказал:
- Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
Ответом было молчание. Давящая, тревожная тишина невидимым покрывалом накрыла город. Только ветер шелестел листвой среди ветвей деревьев в городском парке.
Мюнхгаузен вдруг улыбнулся своей обычной озорной улыбкой, в глазах заплясали бешенные огоньки веселья:
- Кстати, три года назад я хотел подарить вам лишний день - тридцать второе мая, но тогда мой подарок не был принят. Так пусть же сегодня, наконец, будет именно этот дополнительный день в году! Тридцать первое июня, господа! Будем считать, что я отправляюсь в путь тридцать первого июня тысяча восьмисотого года! Никто не против?
Мы все словно онемели.
- Я так и знал, - чуть прищурившись, произнес мой друг. - Наш народ всегда славился единодушным одобрением всего и вся!
Он помахал рукой, прощаясь, и по веревочной лестнице стал подниматься к жерлу орудия.
Площадь замерла. Все понимали, что сейчас по всем законам обычной физики должна свершиться трагедия!
Но веревочная лестница, по которой барон взбирался к пушечному стволу, вдруг самым невероятным образом стала вертикально и начала стремительно вытягиваться вверх. Мюнхгаузен же упорно продолжал карабкаться по ней, и вскорости скрылся среди белых пушистых облаков.
- Томас, - позвал меня бургомистр, - вы лучше нас всех знаете барона. Объясните, что, черт возьми, происходит?
- Ничего особенного, - я пожал плечами. - Карл Иероним фон Мюнхгаузен решил не доверяться вашей технике и отправился на Луну пешком - вот по этой самой лестнице!
- Э... - наш градоначальник поперхнулся воздухом. - И никак нельзя вернуть его обратно?
- Увы, нет, - я покачал головой.
- А если мы снарядим экспедицию вдогонку? - встряла в наш разговор Бернардина-Якобина. - Вернем его на Землю принудительно!
- Боюсь, у вас ничего не выйдет, - я развел руками.
- Это еще почему? - подал голос Рампкомф-Хюден. - Я лично готов возглавить погоню!
- Там, - я указал рукой в небо, - там холод космический, цвет неба иной... Вакуум, дышать совершенно нечем... И еще радиационные пояса...
- А как же сам барон? - Любовник бывшей баронессы удивленно захлопал глазами. - Как он может пешком шагать по космосу в таких жутких условиях?
- Так это же барон фон Мюнхгаузен, - я снисходительно улыбнулся. - Он может все!
Лесенка, уходившая в небо, вдруг провисла, начала складываться и вскоре упала к нашим ногам.
- Боже мой! - охнула фрау Марта. - Карл... Он разбился!
- Ничего подобного! - Я взял ее под локоть. - Барон просто перешел в состояние невесомости и начал свободный полет!
- Томас, - фрау Марта нервно сжала мою руку. - Как ты думаешь, когда он вернется?
- Трудно сказать, - я наморщил лоб и принялся прикидывать:
- Минимум трое суток уйдет на дорогу туда, еще трое - на возвращение на Землю. Плюс некоторое время на поверхности Луны... Вряд ли нам стоит ожидать возвращения барона раньше, чем через неделю.
Глава одиннадцатая. То будет, или к звездам на блямбе
Я оказался прав. Карл Иероним вернулся из небесного путешествия в ночь на 7 июля 1800 года.
Обычно я спал очень хорошо. Отходил ко сну где-то около десяти вечера и спокойненько прибывал в царстве Морфея до самого рассвета.
Но в ту ночь почему-то заснуть не мог. Переоделся в ночную сорочку, натянул на голову колпак, прилег - все, как обычно, а заснуть не могу. Ворочался, ворочался - и все никак. Начал мысленно считать баранов. Вот белый барашек номер один, вот белый барашек номер два... Перед моим мысленным взором прошло четыре полноразмерных отары и несколько старцев-чабанов в папахах и бурках, а долгожданный сон все не приходил.
Вылез из-под одеяла, сел на кровати. Вдалеке, на городской ратуше, часы пробили двенадцать раз. Полночь. Сна не было ни в одном глазу.
Босыми ногами прошлепал к буфету, открыл чуть скрипнувшую дверцу. Пузатенькая початая бутылочка с коньячком. Небольшой округлый бокал. Говорят, коньяк - лучшее средство от бессонницы. Проверим.
Наполнил, как всегда, на четверть. Но смаковать, пить глоточками не стал - жахнул залпом, даже глаза зажмурил. Крякнул от удовольствия.
А когда открыл глаза, охнул - вся моя комнатушка купалась в лучах серебристо-салатного света. Свет лился снаружи, сквозь неплотно закрытое ставнями окно.
Я осторожно выглянул и замер. Чуть выше окна, на расстоянии примерно метров пятидесяти от дома в воздухе висела огромная светящаяся блямба. Своей формой она напоминала перевернутую супницу. По окружности "супницы" россыпью бежали разноцветные огни - синие, красные, желтые. На вершине я заметил два рожка ярко-фиолетовой окраски.
- Ну, вот, пожалуйста, - в голос сказал я сам себе, - выпил совсем немного, а уже мерещится всякая чертовщина!
От днища блямбы аккурат к подоконнику тянулась дорожка салатно-серебристого света - она-то и расцветила стены моей комнатушки. Свет был странный, какой-то переливчато-вязкий; словно зеленоватый кисель изливался из непонятной штуковины в окружающее пространство. Я осторожно тронул световую дорожку и испуганно отдернул руку. Показалось, что коснулся теплой воды. Потер подушечками пальцев друг о друга - нет, это не вода, сухо.