— И хорошо. А я вам чемодан привез. Тяжеловатый, надо сказать. Мой шофер ефрейтор Емельянов все удивлялся: чего это туда наложил наш замполит?
— Книги, — пояснил Кадомцев. — Там почти одни книги. Ну и кое-что из амуниции.
— Завидую холостякам! Я сам тоже когда-то чемодан книгами набивал. А сейчас как переезжать — контейнера не хватает.
— У меня все нужные, — сухо сказал Кадомцев.
— Понимаю, понимаю. Читал ваше личное дело. Знаю, что с золотой медалью академию окончили и что над диссертацией работаете. Тема мне нравится.
После завтрака они еще поговорили на крылечке столовой о разных текущих незначительных делах.
Прохоров будто невзначай обронил:
— А Микитенко, говорят, руку поранил… Разбирались?
— Так точно, — подтвердил Кадомцев, чувствуя, что совершил оплошность, не доложив об этом сам. Но он ведь заводил разговор о Микитенко, однако командир почему-то не поддержал его. — По-моему, это все одна цепочка.
Прохоров нахмурился.
— Плохо, если так. Пора бы ее и пресечь. Но я вас не тороплю и не вмешиваюсь. Взялись — доводите до конца.
Кадомцев забежал в казарму переодеться перед общим построением. Затягивая ремень перед зеркалом, с удовольствием отметил перемену в своем внешнем виде. Полевая форма подчеркивала собранность, подтянутость. Разглядывая свое отражение, с усмешкой вспоминал вчерашние утренние треволнения. Прошли лишь сутки, и все стало на место.
Кадомцев, конечно, прекрасно знал, что не только форме радуется он. Причина совсем в другом. В том разговоре с подполковником Прохоровым. Они поняли друг друга — командир и замполит. Без хитроумных намеков, без откровенных излияний — в обычном разговоре правильно поняли друг друга и расставили все точки над «и».
9
— Встать! Смирно!
Старший лейтенант Вахрушев стукнул каблуками и, печатая шаг, направился с докладом навстречу Кадомцеву.
Кадомцев поздоровался, и ему ответили дружно, но, правда, жидковато: такая уж группа у Вахрушева была малочисленная. Очевидно, только операторы кабин.
Кадомцеву, как поверяющему, следовало сесть где-нибудь на галерке, за одним из последних столов, спокойно слушать и делать свои пометки. Но Кадомцев не любил сидеть сзади. Он сел за стол рядом с Вахрушевым, кивнул: начинайте. Однако Вахрушев действовал не очень уверенно, и это никак не было похоже на него. Делая перекличку, все косился, поглядывал на капитана, словно желая удостовериться, правильно ли поступает. В конце концов решил пошептаться: ему непонятно, кто будет вести политзанятия — он или капитан Кадомцев? Пришлось тоже шепотом объяснить. Вахрушев обрадованно блеснул золотым зубом.
— А я считал: вы мне вводную устроили… Думаю, ну, будет моим гвардейцам внеурочный экзамен!
— У вас беседа? Вот и проводите беседу. А я послушаю.
Пока они переговаривались, солдаты выжидательно притихли, прикидывали: готовиться ли им к ответам, или, может быть, будет выступать сам капитан?
Вахрушев поднялся и мелкими, подпрыгивающими шагами прошел к доске, успев на ходу ловко повесить географическую карту, на которой были нанесены яркие синие стрелы.
— «Боевая готовность!» Такая сегодня у нас тема. Слышали вы об этом много, знаете, что это конкретная обстановка, постоянное боевое дежурство, рассчитанное по часам и минутам. Это сама наша жизнь. А вот что должен делать лично каждый солдат, чтобы службой и трудом своим поднимать боеготовность дивизиона и всех Вооруженных Сил? Этот вопрос мы сейчас и разберем. Кто желающий?
Желающих выступить быть много: руки подняли почти все солдаты.
— Подкованный народ! — Вахрушев с гордостью повернулся к Кадомцеву. — Кого прикажете вызвать?
Кадомцев оглядел столы. За ближним из них, у окна, робко выставил руку Юлиан Мамкин. На лице нерешительность: и от других отставать не хочется, и боязно: а вдруг и впрямь вызовут?
— Да вот хотя бы товарища Мамкина, — сказал Кадомцев.
— Рядовой Мамкин!
— Я!
— Вам слово.
Мамкин бодро вскочил, вскинул подбородок и… застыл. Вызов для него все-таки явился неожиданностью. Теперь соображал: с чего же начать?
Он был совсем еще зеленый, Юлиан Мамкин. Кадомцев разглядывал его. Мальчишечьи торчащие уши, тонкая шея с голубыми дорожками вен, и только над губой темноватый пушок. А ведь он, кажется, успел трактористом поработать?
— Отвечайте. Слушаем вас.
— Надо, чтобы… Надо… — начал наконец Мамкин, краснея и заикаясь. — В духе высокой личной ответственности…
— Смелее, смелее! — подбадривал Вахрушев. — Ты же ведь недавно сдал на третий класс. Что теперь собираешься делать по повышению своей боевой квалификации? Вот и расскажи.