Вспоминая спустя 35 лет это научное столпотворение, я не могу сказать, что в полете этого корабля-спутника были сделаны выдающиеся научные открытия. Однако настойчивость двух «К» – Келдыша и Королева – относительно проведения фундаментальных исследований должна вызывать уважение и в наше время.
Старые ракетные кадры испытателей на этот раз при подготовке корабля отошли в тень. Героями жарких дней и душных ночей стали инженеры авиационной промышленности и врачи авиационной медицины. Медико-биологический расчет возглавлял полковник медицинской службы Владимир Яздовский. Он сотрудничал с нами еще со времен высотных пусков собак на ракетах Р-1Е в Капустином Яре. С Королевым, Воскресенским, мною и всеми главными он был на «ты» и считался своим человеком в ракетной касте.
Авиационная промышленность приобщилась к космической технике четырьмя организациями.
Главный конструктор Семен Алексеев на заводе № 918 разрабатывал катапультируемые кресла, скафандры для будущих космонавтов, снабжение кислородной смесью для дыхания, гермокабину для животных и АСУ – ассенизационное устройство.
Главный конструктор Григорий Воронин на агрегатном заводе авиационной промышленности разрабатывал системы термостатирования и регенерации (облагораживания) всех видов отходов жизнедеятельности.
Главный конструктор Федор Ткачев, возглавлявший НИИПДС – Научно-исследовательский институт парашютно-десантной службы, разрабатывал парашютные системы для спускаемого аппарата и катапультируемого из него кресла в случае полета человека или гермокабины с животными. Парашюты спускаемого аппарата открывались на высоте около 8000 метров. При снижении до 5000 метров отстреливалась крышка люка и из спускаемого аппарата катапультировался контейнер с животными. В будущем это должно быть кресло с человеком в скафандре, спускаемое на своем парашюте.
Сигналы на открытие парашютов поступали от системы барометрических датчиков высоты. Это были сложные резервированные блоки, которые разрабатывал авиационный завод, где главным конструктором был Рубен Чачикян.
Парашютный комплекс с нашей управляющей электроавтоматикой был самой «волнующей» системой. С руководителем НИИПДС Ткачевым, его заместителем Лобановым и их бесстрашными парашютистами мы вместе разрабатывали логику и схемы отстрела люков, последовательность подачи команд в парашютную систему и на отстрел кресла. В боевой авиации был к тому времени накоплен богатый ассортимент всяческих неприятностей. Нам надлежало в своих схемах все это предусмотреть и возложить на автоматику все обязанности парашютиста. Детальную разработку электроавтоматики отстрела парашютных люков и подачи команд на открытие парашютов выполнял инженер Валентин Градусов. Королев, разбираясь в итогах испытаний автоматики приземления, сказал мне: «Этот твой Градусов должен понимать, что он дергает за кольцо вместо летчика. Имей в виду, если парашюты не выйдут…» – тут он красноречиво умолкал. На кораблях-спутниках (затем и на «Востоках») система приземления была сложнее современной. Надо было спасать раздельно спускаемый аппарат и катапультируемого из него космонавта, то есть делать две системы приземления. «Восходы», «Союзы» и «Аполлоны» имели только одну систему – от катапультирования вскоре отказались.
Закаленные на полигоне кадры телевизионного НИИ-380 теперь вместе с врачами Яздовского пристраивали две специально изготовленных телевизионных камеры, так, чтобы через люки контейнера при передаче изображений Белка смотрелась в анфас, а Стрелка в профиль.
Наблюдая за горячими спорами между врачами и телевизионной братией, я не упустил случая позлословить, обращаясь к тем и другим: «У Брацлавца и Валика есть пока только опыт передачи изображения обратной стороны Луны. Если камеру пристроить для „передачи“ Белки не анфас, а со стороны хвоста, сразу все получится». «Ты не понимаешь всего величия момента!» – сказал Яздовский. И, посмеявшись, мы продолжали налаживать, проверять, спорить. Собаки, свесив языки, изнывали от жары больше, чем люди.
Подготовка корабля по всем системам заняла на ТП двенадцать дней. 16 августа состоялся очередной торжественный вывоз на старт с расчетом пустить на следующий день. Неожиданно на носителе забраковали главный кислородный клапан и пришлось задержать пуск, пока не привезли новый специальным рейсом из Куйбышева.
Больше всех по этому поводу переживали медики. Они уверяли, что собаки от непривычной обстановки стартовой позиции сойдут с ума раньше, чем доберутся до космоса. Природа вняла мольбам, сжалилась, стало прохладнее.
19 августа был ослепительно ясный день. Клапан заменили, все перепроверили уже по пятому разу, и в 15 часов 44 минуты 06 секунд носитель с кораблем 1К № 2 стартовал. Госкомиссия, главные конструкторы и «приравненные к ним» набиваются в тесную комнатушку оперативной группы «Т» на «двойке». Сколько скрытого волнения и показного спокойствия у всех, мокрых от пота, пока не приходит из Енисейска, а потом и с Камчатки подтверждение, что отделение прошло нормально и корабль вышел на орбиту ИСЗ.
Ночью мы столпились на приемной станции космического телевидения. Брацлавец дал волю эмоциям. Было отлично видно, что в момент прохождения корабля над полигоном обе собаки залаяли. В это время над районом Тюратама прошел хорошо видимый ясной ночью американский спутник пассивной связи «Эхо-1». Шар, надутый до диаметра 30 метров, хорошо отражал не только солнечный свет, но и радиосигналы. Он был запущен американцами 12 августа и выведен на круговую орбиту высотой 1500 км.