Под каждую дежурящую ракету нужна еще и шахта со сложным стартовым и пусковым оборудованием! Позиционные районы должны быть оснащены сверхнадежными системами связи, боевого управления и охраны.
Нам предстояло всего этого иметь не меньше, чтобы можно было говорить о безусловно достигнутом паритете в тяжелейшем ракетно-ядерном соревновании с США.
1.5 КОСМИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА
В майском постановлении 1959 года создание спутника для фоторазведки ставилось неотложной оборонной задачей. Запуск «с человеком на борту» тогда еще не считался первоочередным, и Министерство обороны по этому поводу вообще никакой инициативы не проявило. Очередность решения той или иной задачи в первые годы космической эры определялась предложениями Совета главных и лично Королевым. «Наверху» эти предложения только корректировали.
По инициативе Главного разведывательного управления Генерального штаба 10 декабря 1959 года было выпущено еще одно постановление, предусматривающее раздельную разработку спутников для решения задач фото — и радиоразведки, навигации и метеорологии. 4 июня 1960 года по настоянию ГРУ ГШ, но с подсказки наших проектантов — энтузиастов фоторазведки — вышло постановление, обязывающее провести летную отработку аппаратуры фото — и радиоразведки.
В отличие от нашей «громкоговорящей» мирной пропаганды и молчащих военных американские стратеги не скрывали, что приоритет в области военного использования космического пространства должен быть отдан системам получения информации. Они разработали спутники «Мидас» — для фоторазведки и «Самос» — для радиоразведки. По отрывочным сведениям, которые доходили до нас, американцы не были удовлетворены первыми результатами и проектировали новые спутники для разведки.
Главным разработчиком фотоаппаратуры для наших будущих разведчиков был определен Красногорский оптико-механический завод. Он имел большой опыт по созданию аппаратуры для аэрофотосъемки. Наши требования предусматривали установку фотоаппаратов в спускаемый аппарат, иллюминатор которого гарантировал герметичность без искажения кадра. Требовалось полностью автоматизировать процесс съемки и протяжки пленки, обеспечить сохранность ее в специальной кассете при спуске на Землю и посадке с ударной перегрузкой до 20 единиц. Первый космический фотоаппарат красногорского завода получил название «Фтор». Это условное наименование так и осталось на последующие годы.
Главный конструктор фотоаппаратов Бешенов и его сотрудники упорно добивались от наших проектантов и конструкторов создания «особых условий» для оптики фотоаппаратов. Одним из самых трудных для нас было требование поддержания температуры объектива с отклонением от заданного значения не более чем на 1°С, а скорость изменения температуры не должна была превышать 0,1°С в час. От незначительной разницы температур на стеклах иллюминатора изменялась их кривизна. Для длиннофокусного объектива фотоаппарата это приводило к искажению изображения.
Мы должны были вводить в фотоаппарат данные о скорости и высоте полета. Они использовались в механизме протягивания пленки для компенсации сдвига изображения. Заданная разрешающая способность снимка могла быть обеспечена только в том случае, если отклонение от заданной скорости компенсационного движения пленки не приводило к смещению «остановленного» изображения более чем на 0,01 мм.
В расчетах и испытаниях на Земле все эти и масса других проблем вроде бы были решены, но что будет в полете?
По командам с Земли предусматривалось управление набором светофильтров, экспозицией, выбор координат начала и конца съемки и числа кадров. Детальная программа управления фотопроцессом по радиолинии закладывалась в «Гранит» — бортовое программно-временное устройство. Над его разработкой в отделе Шустова трудился Исаак Сосновик и Нина Квятковская. Проектанты Евгений Рязанов и Юрий Фрумкин координировали «идеологию» работы «Фтора» с возможностями «Гранита». Предусматривался и вариант оперативной фоторазведки — возможность получать информацию в процессе полета, не ожидая возвращения на Землю спускаемого аппарата, его поисков, извлечения, доставки и проявления пленки. На этот случай был разработан специальный фототелевизионный комплекс «Байкал». Фотопленка непосредственно после съемки тут же на «борту» поступала в проявочное устройство. После проявки, закрепления и сушки кадр за кадром протягивались перед видеокамерой и по телевизионному каналу «Калина» передавались на Землю. Это сложное устройство разрабатывалось НИИ-380 в Ленинграде. Посещая НИИ-380, имевший открытое название Всесоюзный научно-исследовательский институт телевидения ВНИИТ, я встречал очень теплый заинтересованный прием не только потому, что приезжал как богатый и вооруженный постановлениями заказчик. НИИ-380 был наиболее квалифицированной и авторитетной организацией страны в области телевидения. Директора института Игоря Александровича Росселевича и работавших под его началом молодых энтузиастов телевизионной техники не требовалось уговаривать. Они сами стремились вывести телевизионную технику в космос. Первый пилотируемый корабль «Восток» и первый космический разведчик «Зенит-2» были оснащены телевизионной аппаратурой и радиолинией видеопередач с «борта» разработки НИИ-380.
«Байкал», занимавший большой объем в спускаемом аппарате, испытатели на полигоне сразу переименовали в ВПК — «банно-прачечный комбинат». И тому были веские основания. При первых же испытаниях из него потекли растворы и пошел пар. Вообще его подготовка к полету доставляла массу хлопот, вызывала упреки и остроты в адрес молодых разработчиков.
Для радиоразведки — обнаружения мест расположения радиолокаторов и исследования возможности подслушивания радиопереговоров — институт № 108, которым в свое время руководил Аксель Берг, разработал сложную радиоаппаратуру, именовавшуюся «Куст». Собранная этим «Кустом» информация записывалась специальным запоминающим устройством, которое должно было быть доставлено на Землю в спускаемом аппарате.
Управлять космическим разведчиком, который назвали «Зенит-2», было куда сложнее, чем «Востоками». Для гарантии попадания в поле зрения фотоаппарата нужных объектов предусматривалась довольно сложная программа управления с Земли по специальной командной радиолинии. По сравнению с «Востоками», «Лунами», «Венерами» и «Марсами», для которых управление осуществлялось с помощью разовых команд и уставок (заданное числовое значение для ограниченного числа параметров), объем информации, которую надо было передавать на борт «Зенита», возрос в десять раз. Каждый сеанс фотографирования требовал своей индивидуальной программы.
Для «Зенитов» в параллель разрабатывались две программно-командные радиолинии: первая в НИИ-648 и вторая в НИИ-10. Опережала разработка Юрия Козко в НИИ-648. Она и оказалась на первых аппаратах.
В течение 1960 года к нам полностью перешла из НИИ-1 вся «команда» Раушенбаха. После значительного усиления этой компании нашими коренными и бывшими грабинскими электронщиками, схемщиками и конструкторами в начале 1961 года в производство уже пошли приборы их разработки, составляющие комплекс управления движением, который назывался «Чайка». Это была «нулевая» «Чайка». Потом для новых объектов появились новые разработки систем управления движением и навигации, которые уже именовались «Чайка-1», «Чайка-2» и т.д. На современных «Союзах» летает уже «Чайка-5».
На «Зените-2» впервые прошли проверку изобретения, которые вошли в последующие «Чайки». Это, прежде всего, ИКВ — инфракрасная вертикаль, от которой, как от печки, начинался танец ориентации, гироорбитант и не всегда надежно заменявшая его система ионной ориентации по курсу.
По сравнению с «Востоками» требования к точности ориентации оказались очень высокими. Задел, имевшийся по «Востокам», здесь не помогал. Из коллектива Раушенбаха этими новыми проблемами занимались Токарь, Легостаев, Князев, Бранец, Комарова. Практически в течение всего полета система управления движением должна была поддерживать трехосную ориентацию в орбитальной системе координат. В такой системе одна из осей направлена по местной вертикали, другая — по движению космического аппарата. Отклонение от заданной ориентации более чем на один градус резко снижало качество изображения.