Например, о геях, ответила она.
Он сдержался, сделал вид, что встал за чем-то. Еще не хватало Турюнн сражаться за него, и уж точно не с парнем, которому необходимо спать на оленьих шкурах под открытым небом, чтобы чувствовать себя мужчиной. Такое сражение уже заранее будет проиграно.
— Странные представления бывают у многих, Турюнн, — сказал он, как ему показалось, спокойным и почти равнодушным тоном. — К ним надо просто привыкнуть. Хотя, конечно, хотелось бы обойтись без них. Нет, я тебе ничего не говорил! Я так не думаю, будто это причина… У тебя своя жизнь, дорогая племяшка.
Не стоит так волноваться, она его прекрасно поняла и вообще-то думала точно так же, что непросто иметь рядом человека с такими предрассудками.
— А что если он вдруг окажется у дверей Несхова? Как Крюмме?
Никогда, ему не уехать от собак.
— Ты же уехала от всего…
Это совсем другое дело, призналась она. Хуже всего были протесты матери, она была вне себя. Турюнн настроила для матери отдельный звонок на мобильном. Песенка «Аббы» «Мамма миа»…
Он громко засмеялся, в результате вместо точки вышла черточка.
— А работа? У тебя же была масса курсов?
Она вязала больничный; убедила врача, что она переработала и впала в депрессию.
— Депрессию? Ты что, плакала прямо в кабинете у врача? — спросил он, продолжая ритмично расставлять точки в сторону ушей манекена.
Если бы кто-нибудь зашел сейчас в мастерскую и обнаружил его с мужской головой между ног… Пусть даже пластиковой.
Да, она заплакала. И плач вышел совершенно естественным, сказала она.
— Ты ведь была серьезно в него влюблена…
Да, была. А еще и мать совершенно развалилась, и все вместе стало просто невыносимо.
— Ох, Турюнн, бедная моя племяшка…
Она заплакала, он почувствовал что сам чуть не плачет, как это неправильно, что она так несчастна, когда он сам вот-вот готов взорваться от счастья и секретов. Надо бы приостановить рисование бороды.
— Не плачь. Надо было приехать сюда. Мы бы с Крюмме вытряхнули из тебя всю любовную тоску. А вместо этого ты поехала не куда-нибудь, а на Несхов, и блуждаешь там среди нищеты, крыс и упадка. Тебе это не на пользу!
Она им нужна на хуторе, ответила она, им она нужнее, чем матери, Кристеру или коллегам и слушателям курсов. А работа со свиньями — это терапия в чистом виде.
— Вот этого мне не понять! Вонючие свиньи! Ты разве не знаешь, что они смертельно опасны? Это же хищники!
Она не хотела слышать ничего дурного о свиньях. Они просто потрясающие, сказала она, и он решил больше с ней не спорить, раз уж она перестала плакать. А еще у нее была новость. Может, не стоило говорить, но Маргидо отправился в Данию.
— Что?! — спросил он и обронил ручку на пол.
Он на какой-то выставке гробов. Или что-то в этом роде. Может, на выставке могильных памятников, она точно не помнит. Ручка закатилась под ванну на черепашьих ножках.
— Выставка гробов? Это еще что за чертовщина? Господи, могу себе представить, как они облачаются в черные плащи и танцуют вокруг открытых гробов, потягивая телячью кровь из трубочек! — сказал он и засмеялся. Турюнн тоже засмеялась, конечно же, ей надо было приехать в Копенгаген. Но вполне может случиться, что Маргидо позвонит, сказала она, так что она только предупредила.
— Куда катится мир? Не могу себе представить, чтобы Маргидо раньше выезжал куда-нибудь за пределы родных мест. Конечно, если он позвонит, мы пригласим его домой на вкусный обед.
— Чему он будет несказанно рад, — ответила она. Эрленд опустился на четвереньки и выудил ручку. Колени запылились, и он лихорадочно чистил черную ткань.
— Что ж, рад, так рад.
Никаких очевидных признаков для радости у Маргидо он не замечал, разве что тот звонок в новогоднюю ночь…
Она считала, он все выдумал.
— Ты каждый раз это повторяешь! Но нет, ничего я не выдумал! У меня воображения не хватило бы! Пьяный Маргидо называет меня братишкой и воет в трубку, что он на свидании! Да ни за что в жизни!
Она все равно отказывалась ему верить, а теперь ей пора прощаться, на двор въехал сменщик.
— Так что ты не совсем одна?
Нет, это запрещено. Надо получить соответствующее образование и лицензию, чтобы в одиночку заниматься скотом в таком количестве. К тому же, сменщик оплачивался государством, а она не получит ни копейки без необходимых документов.
— Ой, как все запутанно, я уже потерял мысль. А он ничего? Ему идет комбинезон?
— Да, он ничего, — ответила Турюнн. Но на пять лет младше, его зовут Кай Рогер.
— Боже мой, что за имя! Типичное норвежское имя для сменщика. А насчет пяти лет разницы не стоит волноваться. Если он очень даже ничего, не сомневайся ни секунды. Доставь ему сильнейшие в жизни эротические переживания прямо посреди свинарника со свиньями в качестве шокированной публики! А потом расскажешь мне все в подробностях, не забудь, кстати, делать записи по ходу.