Между прочим, она даже не знает, свободен ли он. К тому же она еще не в свинарнике.
— Так поторопись!
— Еще слишком рано, — ответила она, да еще и очень много других дел. Но она рада, что Эрленд снова стал самим собой и больше не ссорится с Крюмме.
— А мы и не ссорились, дорогуша! Только погремели немного кастрюлями. Теперь все снова тип-топ, даже не бери в голову. Мы так влюблены друг в друга, у-у!
Если бы сверх всего еще и у Эрленда с Крюмме что-то было неладно! Нет, об этом даже подумать невыносимо.
— Не волнуйся. Дядюшки чудесно сидят в своем Копенгагене и любят друг друга. Утешайся с Каем Рогером. Расскажи ему, что по закону об именах он может поменять имя и стать Наф-Нафом в любое время!
Он прикрутил голову к торсу манекена. Идеально! Прически и одежду он подберет, только когда манекены окажутся на месте в витрине. Однако с декором приходилось работать в мастерской, в магазине было слишком тесно. Он взял руку и открыл папку с образцами татуировок, одолженную в одном из тату-салонов. Тигр, взбирающийся на плечо и женское имя в сердечке на запястье — самое то для грабителя. Татуировки казались ему отвратительными и совершенно вышедшими из моды. Он рисовал темно-синей тушью, которую потом обработал ватным тампоном, обмакнув его в растворитель, чтобы получилась некрасивая, размытая линия, как на настоящей коже.
Агнете и Оскар работали с тюремной одеждой, а пепельница сушилась. Естественно, владелец магазина не захочет, чтобы в витрине стояла вонючая пепельница. Настоящие окурки покрыли матовым лаком, чтобы устранить запахи, а покрашенная серым изоляционная пена для витрин превратилась в кучки пепла, потом всю пепельницу полили лаком из спрея. В роли виски был простой коричневый лак, который налили в рюмки и в бутылку из-под виски; лак уже высох. Все будет идеально! Грязные старые жалюзи, которые предполагалось повесить сзади и осветить контровым светом, будто проглядывает тусклое солнце, Оскар раздобыл во дворе снесенного дома.
Он поднял голову второго негодяя и принялся терпеливо наносить точки на безбородые скулы, которые, возможно, в прошлый раз, гладкие и выбритые, чинно высились над пиджаком от «Армани». Вдруг он вспомнил о своей идее с двумя целующимися мужчинами, нельзя от нее отказываться. Может быть, какой-нибудь модный и стильный магазин одежды со смелым владельцем согласится на такое… Раз у них с Крюмме все наладилось, энергия его и поток идей будут безграничны. Он даже удивился самому себе. Откуда это все берется?
Ютта и Лиззи жили в районе Амагер, почти рядом с Каструпом. Они с Крюмме остановили такси на улице. Крюмме прихватил цацики собственного приготовления в большой плошке, а Эрленд уселся в машину с двумя бутылками красного вина на коленях.
— Я волнуюсь, — сказал Крюмме. — Честно говоря, вся история жутко щекочет нервы.
— Может, откроем одну бутылку? Наверняка у шофера найдется штопор, должен же быть стандартный набор в копенгагенском такси.
— Успокойся. Мы все еще говорим только об этом.
— Это хороший признак. Что мы все еще в состоянии говорить.
На центральной улице Амагера кипела жизнь. Днем она была пыльной и грязной, но темнота милосердно окутывала дымкой нежелательную неухоженность. «Я обожаю этот город, — подумал Эрленд, — обожаю его пульс и упрямую борьбу со скукой, здесь я дома, и здесь, возможно, я стану отцом». Он схватил Крюмме за руку, сильно сжал и не отпускал.
— О чем ты думаешь? — тихо спросил Крюмме.
— О том, что завтра придет человек чистить аквариум. Приятно будет наконец-то посмотреть на Тристана и Изольду сквозь незамутненное стекло, принимая ванну шампанского.
— Болван!
— Да, разве не поэтому ты хочешь иметь от меня детей?
Они въехали в квартал с виллами, и таксисту пришлось воспользоваться картой.
Ютта вышла на лестницу перед домом и обняла обоих. Лиззи была на кухне, оттуда доносился запах чеснока и кориандра, а окна запотели. Сюда было всегда приятно приезжать. Повсюду книги и растения, минимализм этого дома не коснулся. Эрленд тут же задумался о детской. Как бы красиво он ее ни оформил, не успеет он обернуться, как она все равно наполнится кучей мягкого, цветного и звенящего.
— Два пункта, — сказала Лиззи, когда все сели за стол и углубились в какое-то неопределенное блюдо из макарон. Лиззи была красива этакой холодной красотой а ля Лиз Херли, Ютта же была ее полной противоположностью. Совсем не мужиковатой, но крепко сложенной, она казалась плотной и компактной, сильной. Широкие запястья, полноватые пальцы. Ютта тоже была красива, с кем ее можно сравнить? Может, с Дженет Джексон, только белой.