— У вас тут всего по две штуки, — сказал он.
— Да, возможно! — со смешком отозвался Эрленд и пожал плечами в черном свитере с высоким горлышком. Сквозь ткань отчетливо проступали острые лопатки. Его брат. Уютно и спокойно устроился посреди этой роскоши. Маргидо почувствовал себя еще более усталым, толком даже не понимая почему. В любом случае, усталости добавлял ему усилившийся теперь страх сказать то, что он намеревался. Он взглянул на носки и с неожиданным облегчением обнаружил, что от бесконечной ходьбы на них не протерлись дырки. Он сунул ноги под стол, Эрленд надел цветастые тапочки. Маргидо попытался сосредоточиться на запахе кофе, на том, что Эрленд купил булочки и наверняка ради него взял сегодня выходной, что его здесь ждали.
— Две посудомоечные машины — идеальная вещь, — стал объяснять Эрленд. — Обычно мы достаем чистую посуду из одной, а грязную ставим в другую, а когда у нас гости, то две машины — это просто здорово. А духовки, одна — для картошки, овощей и тому подобного, а вторая для основных блюд, — мяса, рыбы или птицы. И все готовится одновременно.
— Но это же стоит целое состояние!
— Крюмме происходит из гнусной аристократической семьи из Клампенборга, я никогда с ними не виделся, но Крюмме с ними время от времени встречается. Он унаследовал массу денег после смерти матери, а когда его отвратительный папаша откинет копыта, будет еще больше. К тому же, мы оба хорошо зарабатываем.
— Вот как.
— Мы купили квартиру за двенадцать миллионов восемь лет назад и еще шесть потратили на ремонт и интерьеры. Пожалуйста, угощайся, — сказал Эрленд и поставил кофе перед Маргидо.
Тот с благодарностью выпил. Полы были теплыми, он прижал ступни к кафелю и на мгновение прикрыл глаза.
— Устал? — спросил Эрленд.
— Да. И дома целая куча дел.
— Закажем такси в аэропорт, я тебя провожу, так что оставшаяся часть твоего путешествия пройдет легко.
— Не надо провожать. И путешествие в целом… удалось.
— Ты ведь раньше не был за границей?
Маргидо вздохнул:
— Нет. Поэтому так устал. От дороги, от языка и…
— Надгробий и гробов?
— К этому я привык.
Они замолчали. Он допил кофе, чашечка была крошечной. Эрленд встал и, не спрашивая, приготовил еще. Маргидо вдохнул, почувствовал, как сердце забилось чаще, и решился:
— Я хотел просить прощения, Эрленд.
— За что?
На секунду Маргидо ужаснулся, что Эрленд думает, он просит прощения за тот звонок в новогоднюю ночь, надо было по-другому выразиться. Он поспешил сказать:
— За то, как с тобой обходились в нашей семье. Могу себе представить, что ты обижен и зол на… да… и на меня, и на Тура, и на мать…
Тут ему захотелось закончить разговор и куда-нибудь прилечь, закрыть глаза, знать, что дело сделано.
— Я не обижен, — ответил Эрленд, поставил свежий кофе перед ним на стол и посмотрел Маргидо в глаза. — Нет, совсем нет. Я был подавлен, и вас было жалко. Но когда я уезжал, я был взбешен. Не хотел, чтобы меня раздавили. Взбешен, сбит с толку, агрессивен, но не обижен. Это касалось не только вас, всего. Всех тех мест, всего Трондхейма. За двадцать лет много всего произошло, но тогда…
— Да. Произошло много всякого.
— Когда ты позвонил в Новый год…
— Давай не будем об этом, — попросил Маргидо.
— Ты был пьян?
— Больше этого не случится.
Эрленд громко засмеялся, запрокинув голову.
— Я так и знал! Ты должен напиться, чтобы называть меня братишкой!
Маргидо хотел поднести чашку ко рту, но заметил, как трясутся руки, и оставил кофе на столе.
— Извини, Маргидо. Нехорошо смеяться над тобой, я не прав, — сказал Эрленд.
— Крюмме… прекрасный человек, — сказал Маргидо. — И священник Фоссе тоже это сказал, когда я встретил его несколько недель назад. Что вы… очень приятные люди.
— Так и сказал? И ты просишь прощения? И при этом вы оба — верующие?
— Да, все так и есть.
— Ты видел их. Вместе? — спросил Эрленд.
Теперь Маргидо обеими руками поднес чашку ко рту. Надо было во что бы то ни стало почувствовать вкус кофе, хотя ничего удивительного в том, что Эрленду захотелось об этом поговорить. Сейчас они были не на Несхове, и рядом не было Тура, который поднимал занавеску и смотрел на градусник, как только разговор касался чего-то болезненного.
— Кого? Мать и…
— Да, — сказал Эрленд.
Он опять принялся изучать холодильники, в одной двери было отверстие с кнопкой, над которым было написано «Ice Cube Automat».