Джокер помолчал секунду.
— Ну, почему же, — заметил он уклончиво. — Помнится, двое оказались вполне адекватны.
Мастер посмотрел на него с откровенной иронией.
— Двое? И за сколько лет?
Джокер промолчал. Мастер понимающе улыбнулся.
— Лучше воспользуйтесь тем, что находится в Запретных Землях, — мягко посоветовал он. — Тогда не придется ждать.
Джокер, казалось, ожидал чего угодно, но не такого поворота событий. Бледное лицо его совсем утратило краски, в глубине зрачков зажегся опасный огонь.
— Я не стану этого делать, — проговорил он решительно. Вынув руки из карманов, он вновь занял место у стены.
— Боитесь? — с издевкой спросил его Мастер.
— Вы прекрасно знаете, что это поставит меня вне закона, — холодно ответил Джокер. Огонек в глазах стал ярче.
Мастер чуть пошевелился в кресле и сказал:
— Вы отличный тактик, но никудышный стратег. Избранный вами путь безопасен, но сколько это займет времени? Что, если Хавелок доберется первым? Вы говорили, сейчас он гробит своих людей, заставляя доставать Сотерис со дна моря, и при этом очень спешит.
— Людей у него всего ничего, — сухо произнес Джокер. — Многих покалечило в июле, еще больше разбежалось. Чтобы нанять новых, Хавелок распродал собак, однако на море начался сезон штормов. Не думаю, что он сможет задействовать Открывающий Путь раньше чем через восемь-десять месяцев. Но даже если он меня опередит, я немедленно узнаю об этом и лично встречу его у замка.
— С вами сложно спорить, — вздохнул Мастер.
— Как вы сами заметили, я отличный тактик, — ровным голосом произнес Джокер.
Серые глаза Мастера, в которых ничего нельзя было прочитать, медленно окинули застывшую в неподвижности фигуру.
— Давно подозреваю, что когда О́дин раздавал качества характера, у него не осталось для вас ничего, — дружелюбно сказал Мастер. — И тогда он создал такое самомнение, чтоб оно одно заменило вам всё остальное.
— Я думаю, он просто реально оценил мои способности, — без улыбки ответил Джокер.
— Тогда почему вы не допустите к рассмотрению альтернативный вариант действий, который я предлагаю?
— Я могу допустить всё что угодно, но потом я смотрю, что из этого следует, — сказал Джокер.
Некоторое время Мастер глядел на него, словно собираясь спросить еще о чем-то.
— Хорошо, будем считать этот вопрос закрытым, — согласился он. — Что еще есть у вас ко мне?
Он снова поставил локти на подлокотники и сплел пальцы. Джокер сказал:
— Я хотел бы получить свой выигрыш.
Мастер оживился.
— Да, верно, книга! — Он поднялся на ноги. — Как же я забыл? Пойдемте, ее принесут.
Он накинул на себя плащ, Джокер подхватил свой пиджак, и оба стали неторопливо подниматься тем же путем, каким спускались.
— Нипочем не отдал бы ее, не проиграй я в нашем маленьком споре, — вздохнул Мастер с сожалением, выходя на крышу. — Она напоминает мне о днях моей юности.
Над ними во всей красе раскинулось ночное небо. Свет многочисленных звезд чуть подсвечивал заснеженные громады гор на горизонте. Ветер стих, а воздух сильно посвежел.
— Холодновато становится, — пробормотал Джокер. — Изменилось что-нибудь после катастрофы с Сотерисом? — спросил он.
— Ровным счетом ничего, — запахивая плащ плотнее, отозвался Мастер. — Как и раньше, горы с какого-то момента перестают приближаться, сколько до них не идешь.
— Точно то же происходит и с другой стороны.
Они замолчали. Но их молчание скоро нарушил шум чьих-то шагов и тяжелое дыхание. Грубый, картавый, с плохой дикцией голос произнес:
— То, что вы просили, Мастер!
Прижимая к себе массивный том, позади них стоял низкорослый коренастый человек, одетый в мешковатые штаны и такую же куртку, наглухо застегнутую у подбородка. Руки и лицо его густо заросли волосом.
Мастер забрал у него тяжелую ношу, человек с облегчением вздохнул и направился обратно. Джокер с любопытством проводил его взглядом. Мастер протянул ему книгу, Джокер взял ее и принялся переворачивать страницы. Усеянные разнообразными фигурами черные листы падали друг на друга с глухим металлическим стуком.
— Помните бумагу, что мы нашли тогда среди страниц? — спросил Джокер, бегая глазами по тексту.
— Помню, — подтвердил Мастер. — Часть фонетического словаря, что составила ваша невольная соратница.
Джокер улыбнулся.
— Я пробовал произнести что-нибудь оттуда. У меня ничего не вышло, это не произносимо. Моя, как вы ее назвали, невольная соратница здорово рисковала, подбирая нужные сочетания звуков.
— Насколько понимаю, у нее не было выбора, — с намеком произнес Мастер.
— Не по моей вине, — отмахнулся Джокер. — Я на нее велару не натравливал. Это Хавелоку пришла в голову идея, что книга способна там работать, только потребуется дополнительная трансляция. Но кто же пойдет на это добровольно?
Продолжая держать распахнутую книгу в руках, Джокер быстро оглядел небо и повернулся вполоборота к хозяину.
— Что ж, мне пора, спасибо за ужин!
Он нараспев прочитал короткую фразу, и в темноте перед ним появился тускло светящийся, как карандашом проведенный в воздухе прямоугольник, словно распахнутая настежь дверь. Камень крыши за ней переходил в черные гранитные плиты.
— Вы не сказали, как вам удалось опять пробраться сюда незамеченным, — бросил ему в спину Мастер. Глаза его не отрывались от открывшегося перед ним пространства.
Джокер оглянулся через плечо.
— В это время года здесь всегда особенно ясное небо. У меня не было сомнений, что вас отвлечет зеленый луч, — сказал он и, перешагнув светящуюся черту, ступил на гранитные плиты.
3
Две недели Сашка ходил под впечатлением от рассказа Андрея. Первый день он не помнил, как провел в школе — ему было тошно, что его обманули. Ничего подобного с ним раньше не случалось, и потому он не знал, как с этим бороться.
Кем бы ни был Батон, он сделал всё, чтобы спасти их от Хавелока. Хотя одновременно он спасал себя. Однако Сашка помнил, как держал Батон дверь в пещере, не давая ей закрыться. От напряжения у него пошла кровь носом, но он упорно ждал, пока Сашка с Машей добегут до него. Даже если бы ему сломало руки, Батон всё равно остался бы стоять, Сашка был уверен. Но, как он ни старался, в глубине души он не мог относиться к Батону как прежде.
Маша с Андреем не разговаривала, да и Сашку не очень привечала. Большую часть времени она проводила теперь с Витькой Самоходовым, который был от этого невероятно счастлив. И совершенно расцвел, приметив, что Андрей для Маши будто перестал существовать, а самого Андрея это нисколько не трогает. Тем большим было удивление Сашки, когда в пятницу вечером в конце второй недели после ссоры его друзей мать подозвала его к телефону, сообщив, что звонит Маша.
Маша сразу перешла к делу.
— Возьми ручку и бумагу, — сказала она. — Взял?
В трубке были слышны вопли ее брата и лай собаки. Сашка сообразил, что Маша говорит из дома.
— Ты что, на пожар спешишь? — буркнул он, открывая блокнот на телефонном столике и хватая висевший на стене карандаш. — Ну, взял…
— Записывай, — сказала Маша. — Крапива, полынь, чертополох, укроп, чабрец, иван-да-марья…
— Подожди, — прервал ее Сашка. — Объясни, что это ты перечисляешь. Я это где-то уже слышал.
— Это компоненты венка.
Сашке показалось, что голос Маши пропал на секунду, и он понял, что за венок она имела в виду.
— Для кого на этот раз? — медленно спросил Сашка.
— Для Андрея. Он просил. Ты давай, записывай!
Растерявшись от полученного ответа, Сашка дописал названия трав, что протараторила Маша, и утащил листок к себе в комнату. Звонить Андрею, чтобы спросить, зачем ему понадобился венок, которым Маша год назад пригвоздила Лилию к месту, было уже поздно.
Проснувшись на следующий день, едва за окном забрезжил рассвет, Сашка позвонил Андрею.