„Весной 1764 года я следовал из Петербурга в Ревель. Дорога проходила через селение, которое некогда было городом и называется Раквере. Место принадлежит барону Тизенхаузену, я останавливался у его вдовы на мызе, именуемой Раквереская. Госпожа баронесса пригласила меня к обеду и за столом рассказала мне следующее:
„Вы, сударь, сидите на стуле моего покойного супруга. И все долгие годы я помню, как за его стулом в лакейской ливрее стоял граф С., который был в ту пору нашим крепостным. У этого человека как будто бы нет оснований иметь что-то против меня, за исключением только одного: он действительно был моим крепостным. Однако хотите верьте, хотите нет, он неотступно меня преследует. Вынуждает меня тратить большие деньги на адвокатов и судей, по милости которых на свете немало вдов и сирот. Он подстрекает моих крестьян бунтовать против меня, внушает им, что у них есть права и привилегии городских жителей, что они свободные люди и мне неподвластны. Его интриги и происки привели к тому, что я не могу чувствовать себя спокойно в своем доме и не опасаться за свою жизнь. А вот каким образом он сделал карьеру. Он сбежал от меня в Петербург, там ему удалось попасть на службу при дворе императрицы Елизаветы. Сперва его взяли на скромную должность в кухню. Но он обладал привлекательной внешностью, и даже издали было видно, какая сила в нем играет. Так что мало-помалу он начал возвышаться: сперва стал просто придворным лакеем, затем лакеем за царским столом, потом главным лакеем, камер-юнкером, камергером и наконец гофмаршалом. По восшествии на престол императрицы Екатерины II его уволили в отставку. Теперь он живет в своих громадных поместьях и числится среди первых вельмож России““».
Я отложил письмо, и старая госпожа опять спрятала его под скатерть. Она смотрела на меня:
— Ну?
Я спросил:
— Какого же совета госпожа ждет от меня?
Она воскликнула, исполненная справедливого нетерпения:
— Господи боже! Я хочу услышать ваше мнение, как следует поступить?
Я сказал:
— Прежде чем попытаться ответить, я должен задать несколько вопросов.
— Задавайте!
— Соответствует ли истине рассказанное в этом письме?
— Полностью. К сожалению. Меня воротило с души от всех этих подлых интриг, и я полагала, что маркиз — человек благородный.
Я спросил:
— А кто этот граф С.?
Старая госпожа укоризненно покачала головой:
— И вы еще не поняли? — Она скривила рот и подчеркнуто иронически произнесла: — Господин имперский граф и генерал-аншеф Карл фон Сиверс из Вайвара.
Из графов на букву «С» в должности гофмаршала, проживающих предположительно в уезде Вирумаа, насколько мне известно, был действительно только один господин граф Сиверс. У меня самого мелькнула такая мысль, но я тут же отбросил столь нелепое предположение. Я не нашел ничего лучшего, как с наигранной медлительностью, словно бы после глубокого размышления, спросить:
— А госпожа совершенно уверена, что с графом С. все обстоит именно так, как госпожой было сказано этому французу?
Я подумал: «Не подобает же мне прямо спросить, уж не бредила ли она, когда говорила с французом». По-видимому, она прочла мои мысли и обиженно ответила:
— Боже мой! Что же, вы думаете, я бредила?! Разумеется, я говорила правду. Отсюда все мои заботы!
Я опять подумал: «Ладно. Правда это или неправда — придется выяснять позже». И спросил:
— А от кого это письмо? Ведь это только копия? И почему госпоже его прислали?
Старая дама нетерпеливо ответила:
— Вы все еще ничего не понимаете?!
Я сказал:
— Я могу только предполагать. Но мне нужно твердо знать, если я должен дать госпоже совет.
Она пояснила:
— Поймите, этот француз в Париже умер. И у него есть какие-то племянники, один в Париже, другой в Петербурге. Парижский написал петербургскому. И это письмо попало в руки фатальному для меня Сиверсу. Думаю, что письмо просто доставили ему. В надежде на мзду. Ясно? А Сиверс прислал мне с него список. Ах, для чего? А для того, чтобы я знала — ему известно, что я о нем говорила. И чтобы почувствовала — я у него в руках.
Я сказал:
— Я понимаю, что рассказанное госпожой могло рассердить господина Сиверса. Но ведь от этих слов граф не лишится своего положения. Сейчас, когда при дворе все еще полно людей, появившихся там в елизаветинские времена. Но госпоже следовало бы мне разъяснить, что же господин Сиверс может учинить госпоже фон Тизенхаузен?