Может, лучше попытаться с Феликсом, он очаровательный и бесхитростный?
Енбок: Я вижу, что ты прочитала!
Вы: Очень красиво, завидую черной завистью…
Енбок: Это еще не все! Могу показать коллекцию пирсинга, если тебе интересно.
Вы: Давай.
Черен легла обратно, отхлебывая из бутылки и морщась от резкого вкуса. Не то чтобы и вправду ей были важны фотки Феликса, но делать сейчас все равно нечего, разве что тонуть в жалости к себе. Интересно, где у него пирсинг? Или это он все еще про проколы в ухе, хряще?
Енбок: фото
Енбок: фото
Енбок: фото
Енбок: фото
Енбок: Ну как?
Черен открыла изображения и подавилась кальвадосом. Прокашлявшись, решила, что ей, наверное показалось, открыла фотографии еще раз и глубоко вздохнула.
На первой фотографии Феликс приблизил камеру к лицу, максимально широко открыл рот и высунул язык с кокетливым металлическим шариком на кончике. На второй — задрал свою футболку, обнажая грудь и соски, в каждом из которых было по колечку. На третьей — демонстрировал плоский, как стиральная доска, живот, с явно очерченными кубиками и пупок, в который была вдета яркая сережка с красным камнем. А на четвертой фотографии был его член, из которого торчало кольцо с шариком.
Хенджин не врал.
Вы: Весьма откровенно…
Енбок: Не нравится? Там не все настоящее, есть и обманки!
Вы: А это ракурс такой или у тебя действительно такой огромный?
Енбок: Нуна, куда ты смотришь? Это Принц Альберт{?}[Пи́рсинг При́нц А́льберт — один из наиболее распространённых видов мужского генитального пирсинга]! Не сексуализируй такие вещи!!!
Черен неверяще смотрела в экран телефона. Феликс ее отчитывал за сексуализацию, хотя выслал дикпик. Нелепица какая-то. Она расхохоталась, чувствуя, как напряжение этого дня наконец отступает.
Кратко извинившись перед оскорбленным Енбоком, она попрощалась с ним, отнесла едва пригубленный кальвадос обратно на кухню и пошла спать.
Душевные терзания это хорошо, но завтра все-таки нужно идти на работу.
========== Часть 7 ==========
Ниточки шаров спускаются почти до пола и похожи на тонкие щупальца медуз. Черен ужасно пьяна и собственный мозг, как самый худший враг, спешит подкинуть ужасные образы один за другим, пугая и заставляя тяжело дышать от страха. Она будто плавает в темной воде среди ужасных чудовищ и нет ни единого шанса избежать жгучего прикосновения их тонких ленточных рук. Все вокруг кричит, напоминает о ее предательстве: белые простыни, которыми застлана постель в гостевой спальне кристально чисты, а Черен контрастно грязна; вазы повсюду, в них живые цветы, аромат в воздухе стоит волшебный, а Черен гнила и источает миазмы; воздушные шары, красочные, с добрыми поздравлениями и напутствиями, наполненные конфетти и гелием, зависли где-то под потолком, напоминая о легкости, с которой Черен теперь стоит попрощаться.
Сегодня, кажется, она продала свою совесть, от этого так тоскливо, но цена была высока и жалеть не о чем. Она бы поступила так еще раз, пусть это и подло.
— Эй, Вишенка, с тобой все в порядке? — слышит она обеспокоенный голос человека, которому не все равно. Он еще не знает, как легко она от него отказалась и как запросто обменяла все его чувства на купюры. — Не ожидал, что ты в таком виде вернешься.
Он хихикает, аккуратно берет ее на руки, брезгливо морщит нос, когда она выдыхает перегар ему прямо в лицо, но все равно нежно целует куда-то в висок, и несет ее безвольное тело в их общую спальню. Стягивает с уставших ног высокие каблуки, снимает дизайнерское платье, стараясь быть максимально осторожным и не порвать тонкую ткань: знает цену, ведь сам подарил.
Он любит ее такую, мягкую и невозражающую, ему нравится, когда она слабая, как и должно быть женщине, жаль только, что такой седативный эффект на Черен оказывает лишь опьянение. Женщина в стельку — это вообще-то противно, но он прощает ей эту слабость сегодня, так уж и быть.
Черен молчит, а хочется не молчать. Его руки, кажется, оставляют следы на коже, клеймят ее, она смотрит на свои запястья украдкой — все чисто, а ожоги лишь в голове. Все проблемы всегда там.
Смелости и сил сказать что-то сейчас нет, рот будто забит комком водорослей, собственный язык ощущается как нечто инородное; она бурчит скомканные благодарности и отмахивается от пижамы, предпочитая заснуть в нижнем белье, хотя знает, что замерзнет. Всегда мерзнет.
Завтра будет новый день, решает она, тогда и разберусь.
***
Черен проснулась в испарине, испуганная дурацким сном. Последние месяцы ей казалось, что угрызения совести, наконец, перестали ее мучить, но, очевидно, настал лишь новый этап. Воспоминания под личиной дремы высосали остатки сил, она чувствовала себя более уставшей, чем когда легла спать.
Прошлепав по холодному полу босыми ногами, она уставилась в зеркало ванной, проверяя, насколько сильно повлияло ее вчерашнее небольшое ночное возлияние на лицо. Слегка опухла, под глазами мешки, но ничего такого, что нельзя было бы скрыть макияжем.
На работу она едва не опоздала, пришлось практически бежать до офиса. Мимоходом глянув в сторону кабинета Минхо и удостоверившись, что его там нет, она поспешила на рабочее место, где ее встретили две торчащие из-под стола задницы, принадлежавшие Феликсу и Хенджину соответственно. Едва удержавшись, чтобы не шлепнуть со всей дури по сочным булкам (скажем нет домогательствам), Черен громко прокашлялась, дабы оповестить коллег о своем появлении.
Ход, призванный вежливо намекнуть на то, что занятое парнями положение не совсем прилично, обернулся внезапными травмами: Феликс громко ойкнул, резко поднялся, не заметив острого края стола, больно ударился лбом и рассек бровь; Хенджин отделался шишкой на затылке, но верещал так громко, будто у него закрытый перелом черепа.
Драматичность происходящего не могла не привлечь внимание всего офиса: обеспокоенные коллеги столпились над пострадавшими, отложив на время все дела, а Черен пришлось узнать, где находится аптечка.
Каким-то странным образом в их отделе материализовался Сынмин. Сверкая начищенными до блеска лакированными туфлями, он быстро разогнал всех по своим местам, презрительно фыркнул на предположение Хенджина о сотрясении мозга, усомнившись в наличии этого самого мозга у пострадавшего, чего там сотрясать вообще?
— Ли, Пак и Хван — в комнату отдыха, — строгим тоном приказал он, — обработайте свои царапины и возвращайтесь к работе. Остальных тоже прошу заняться своими прямыми обязанностями. Когда уже руководитель отдела Ян вернется?— он тяжело выдохнул и протер очки шелковой салфеткой. — Я задолбался с вами возиться, это не моя работа.
Угрюмые Хенджин и Феликс, а также Черен с аптечкой в руках, гуськом прошли на выход, не смея перечить явно недобро настроенному эйчару.
— Что вы забыли под столом-то? — Черен агрессивно промакивала ватой, обильно смоченной в антисептике, бровь Феликса, от чего тот шипел и ойкал, но держался как мужчина и не ревел.
— Бусины собирали, — Хенджин растекся по мягкому дивану и лениво ощупывал набухающую шишку на голове. — У меня браслет порвался. Феликс решил помочь. Это был вообще-то подарок ему, но я плохо закрепил застежку и вот…
— Ювелир на минималках? — вопросительно подняла брови Черен. Хенджин не уставал удивлять.
— Какой ювелир, — хохотнул Феликс и тут же пискнул от боли высоким, совсем не похожим на его обычный бас голосом. — Он из бисера фенечки плетет.
— Ах вот оно что, — Пак залепила пластырем обработанную бровь и захлопнула аптечку. — Вот чем ты занимаешься в свободное от работы время, наставник.
Хенджин густо покраснел, но тут же гордо вздернул нос и обиженно поинтересовался:
— А что в этом такого? У меня много увлечений, и, да, не все они укладываются в голове у обывателей.
— У обывателей, как пафосно! — фыркнула Черен. — Просто спросила. Я уже ничему не удивляюсь в этой компании. Феликс — коллекционер украшений, ты плетешь из бисера, вы прямо нашли друг друга.