— Слезь, блять, с меня, — задушено прохрипела она и ткнула локтем куда-то назад.
— Эй, чего дерешься, — простонал не менее хриплый голос, в котором Пак мгновенно узнала своего наставника и коллегу.
Что ж, это не был самый худший из возможных вариантов, но дело все равно оставалось дрянь. В голове Черен с трудом и скрипом двигались шестеренки, она пыталась сообразить, что же произошло вчера и чем ей это будет грозить в будущем. Память услужливо подкидывала воспоминания, от которых захотелось взвыть.
Черен чувствует себя грязной и использованной, не понимает, почему позволила этому произойти. Она же не хотела такого? Или хотела? Запуталась сама.
Собственная кожа кажется противной и липкой, волосы в легком беспорядке, глаза Черен лихорадочно блестят от ужаса: кажется, будто все сразу поймут, чем именно они с Минхо занимались в сортире, и каждый осудит ее.
Но, по правде говоря, никто и не заметил, как она вернулась в общую гостиную, все готовились к игре в мафию или болтали, разбившись на небольшие группы; несколько человек о чем-то говорили с собравшимся уходить Ли.
Черен игнорирует его недвусмысленную ухмылку в свою сторону и провожать не идет, вместо этого уверенно топает к столу с алкоголем, желая снова напиться и благодаря этому забыться.
Она вливает в себя несколько бокалов пунша подряд, с благодарностью принимает от Чанбина виски с колой в огромном пивном стакане и идет вместе с ним к мягким диванам, где расположилась остальная часть их компании. Феликс с Хенджином соревнуются, кто запихнет в рот больше маршмеллоу, и, похоже, выигрывает Хван.
Глядя на его оттопыренные хомячьи щеки, слушая веселый смех вокруг, Черен ощущает себя лишней, а внутри что-то трескается, как сухая земля в пустыне.
Ей невероятно тяжело не обернуться, когда она едва слышит хлопок входной двери, символ того, что Минхо ушел. Для чего это все?
Но искать смыслы себе дороже, проще потихоньку вливать в рот мерзкую сладкую жижу, дарующую туман в голове, чем Черен и занимается битых полчаса подряд. Чанбин, как истинный джентльмен, следит, чтобы ее бокал никогда не был пуст и даже играет с ней в лайт версию бир понга, уступив в итоге первенство даме из чувства такта и страха, что она умрет от алкогольной интоксикации.
Черен уже немножечко шатает, когда она слышит от Чанбина осторожное «тебе, наверное, уже хватит».
«Иди ты в пизду!» — думает она, но озвучить не решается, какие-то скрепы не пропадают даже в угаре, лишь кивает головой, а сама все равно понемногу пьет из стаканчика Хенджина, который тот непредусмотрительно ставит рядом с ней на столик.
— Эй, пошли, подышим воздухом? — тихо спрашивает Хван, сопоставив, наконец, пьяную вусмерть даму рядом и свой пустой стакан, из которого пригубил всего раз или два.
Черен снова кивает, ей по большому счету насрать, можно и на улицу, можно и с моста, она согласна на все.
На середине дороги их вектор меняется: ноги Пак едва ее держат, а крен тела вызывает серьезные опасения за безопасность.
— Хенджин, я хочу полежать, — бормочет она себе под нос, но он ее все равно слышит.
— Послушай, — он крепко подхватывает ее одной рукой под локоть, а второй придерживает за талию, — мы сейчас поднимемся на второй этаж и я положу тебя спать, здесь много комнат и мы часто остаемся ночевать после таких вечеринок, так что все в порядке.
Черен кивает болванчиком и старается ступать осторожно, чтобы не упасть и не привлечь к себе лишнего внимания, из-за вертолетов получается не особо удачно, но на них никто не смотрит, и никто ни о чем не спрашивает, когда они уходят из гостиной вдвоем.
Подъем по лестнице затянулся на долгие десять минут, но, по крайней мере, она не сломала себе никаких конечностей.
В комнате, куда привел ее Хенджин, замечательно темно и почти тихо, голоса снизу лишь отдаленно слышны. Окно открыто, пахнет вечерней свежестью, Черен вдруг становится ужасно холодно.
— Закрой окно, — просит она и устало опускается на край кровати.
Хенджин, хоть и более трезвый из их дуэта, но все же пьяный, непонятно почему хихикает и спешит к стеклопакету, а потом возвращается и садится рядом.
Он что-то говорит, но Черен не слышит, только в упор смотрит на его подсвеченное лунным светом лицо и не может оторвать взгляда от пухлых губ Хенджина, которые тот постоянно облизывает. Сохнут так что ли?
— Заткнись уже, — ей надоел этот фоновый шум и она ладонью запечатывает его рот, с удовольствием наблюдая за тем, как удивленно ползут вверх брови Хвана и все его лицо вытягивается от неожиданности.
Черен чувствует мокрый след от его губ на своей руке, ей внезапно хочется эпатировать, и она проводит большим пальцем по нижней губе Хвана, слегка щипает, оценивая полноту и мягкость.
— Что ты делаешь? — мямлит Хенджин, но она по-прежнему его почти не слышит. Или слышит, но не торопится отвечать.
С неожиданной для очень бухой дамы резвостью, она резко валит Хвана спиной на кровать сильным толчком в грудь, седлает его бедра, и впивается поцелуем в ошарашенного парня. Ее рука тянется к шее Хенджина, до чертиков хочется сжать посильнее, придушить, но она сдерживается и лишь слегка скребет по выступающему кадыку ногтем.
Пранк не удался, понимает Черен спустя пару минут, ведь Хенджин отвечает и очень активно: они мокро целуются, вылизывая рты друг другу, трутся телами и пошло стонут.
Краем сознания Черен удовлетворенно ставит себе на лоб клеймо «шлюха», рукой прощупывает ширинку Хвана и готовится пасть как можно ниже.
Спасает ее от грехопадения невовремя подступившая рвота.
Черен блюет добрых полчаса, истекает слюнями и соплями вперемешку с остатками макияжа, а Хенджин сочувственно придерживает ее волосы, следит, чтобы она не упала головой в унитаз, а затем помогает почистить зубы, достав из какого-то ящика новую щетку.
Он доносит ее до кровати, просит полежать спокойно, уходит, а Черен рыдает без единого звука, ведь теперь она чувствует себя не только использованной, грязной и покинутой, но еще и униженной. Ей стыдно, что Хенджин видел ее такой.
К ее удивлению, он скоро возвращается, даже утешает, говоря, что всего лишь ходил в комнату Чонина, чтобы спереть футболку, ласково гладит по голове и помогает переодеться в эту самую футболку, чтобы лечь спать.
Она просит его не уходить, полежать хоть немного рядом, пока она не заснет, и Хенджин не уходит.
Жгучий стыд в душе и румянец на щеках от воспоминаний минувшего вечера Черен показывать не хотелось.
— Дай встать, — она вновь попыталась отпихнуть Хенджина подальше, но он лишь засмеялся и притянул ее поближе к себе.
— Вчера ты была со мной гораздо дружелюбнее, — прошептал он ей в шею, от чего по телу Черен побежали мурашки.
— Я была пьяна, отпусти, — очередной тычок локтем в солнечное сплетение заставил Хенджина крякнуть от боли и разжать руки, чем Пак незамедлительно воспользовалась и сбежала в ванную комнату.
Посмотрев на себя в зеркало, Черен поняла, что совершила ошибку и лучше бы она никогда не видела это чудовище в разводах туши и с заплывшими глазами. Лишь спустя полчаса, проведенных под ледяной водой, ее лицо отдаленно приняло человеческие черты, и она осмелилась выйти из душа, закутанная в теплый махровый халат.
Вопреки ее жалким надеждам на деликатность Хенджина, он никуда не ушел и по-прежнему валялся на кровати, обмотавшись одеялом, похожий на симпатичную гусеницу в этом коконе. В отличии от Черен, его лицо, хоть и тоже опухло от злоупотреблений прошлой ночи, на сморщенную картофелину похоже не было. Да, он выглядел помятым, но все равно привлекательным, вызывая зависть в Пак, которой и так было нелегко находиться с ним в одном помещении.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Хенджин и сонно потянулся, от чего одеяло сползло, слегка обнажая острые ключицы и часть крепкой груди. Очередной табун мурашек пробежался по телу Черен, ей очень не хотелось признавать, как понравилось увиденное, поэтому выбрала привычный алгоритм поведения — игнорирование собственных неуместных чувств.