Около десяти вечера ей кажется, что вот он, свет в конце тоннеля: осталось всего одно письмо, после обработки которого минималка на день будет выполнена и можно уйти домой. По закону подлости, заказ выливается в полную жопу. У Черен лезут глаза на лоб, когда она понимает, что эта самая большая карта колеровки, которую она должна была бы заполнить за все время работы в Ред Лайтс, да еще и без Хенджина. Глаза слипаются, Черен хочется рыдать от того придурка, который прислал упоротый запрос: около тридцати банок самой дорогой краски самого маленького объема, и все должны быть разных цветов. Когда Черен понимает, что больше половины кодов не совпадают с палитрой цветов производителя, она готова разбить клавиатуру о собственный стол и следом — свою же голову. Ничего не получается, цифры и буквы не сходятся, и единственный, кто мог бы ей помочь прямо сейчас — Минхо. Он тоже до сих пор еще здесь и сидит, положив голову на руки, сложенные в замок под подбородком, смотрит на Пак в упор, абсолютно не скрывая своего интереса к ее взвинченному состоянию.
Черен стоит перед выбором: или просить его о помощи, или объяснять завтра руководителю Яну, почему этого не сделала. Она думает о том, как успешно игнорировала Ли все это время и как будет унизительно сейчас идти к нему на поклон. Звонить Хенджину в выходной и просить совета кажется святотатством, да и не общались они после той встречи в спортзале. Феликс и Чанбин разбираются в вопросе поверхностно, беспокоить их нет смысла. Больше обращаться не к кому. Карандаш в ее пальцах ломается пополам от слишком сильного давления.
Минхо, впрочем, собирается уже домой, вальяжно и неторопливо подходит к ее столу, спрашивает:
— Может, нужна помощь?
— Нет, спасибо.
Ответ вылетает изо рта быстрее, чем она успевает его осмыслить. Минхо пожимает плечами, негромко фыркает, потому как смятение девушки очевидно, но уходит, бросив напоследок краткое:
— До завтра.
Дверь за Минхо закрывается с легким хлопком, в воздухе витает слабый аромат его парфюма. Черен делает глубокий вдох, пропуская через себя запах и тоску.
Она смотрит по сторонам: в офисе осталась она одна. Кто-то закрыл все жалюзи, выключил лампы, свет горит лишь над ее столом. Жутко хочется пить, есть и сдохнуть. Или хотя бы поспать. Но проклятый заказ надо доделать, сроки диктуют условия. Черен мучается еще час, прежде чем плюнуть на то, что цифры и буквы по палитре и по тому, что в письме от клиента, не сходятся. Звонить покупателю уже поздно, на письма он не отвечает и ей просто-напросто стремно. Все идет к тому, что доставка будет сорвана, ведь нужно все отвезти клиенту утром понедельника, а заявка отправлена еще в субботу и нельзя сказать, что ее не было возможности обработать. Пак оставляет в карте только цифры, решает, что лучше придет завтра с утра пораньше и доделает это дерьмо на свежую голову, чем проведет в офисе еще хоть десять минут. На крайний случай сама оплатит доставку. С тяжелым сердцем она закрывает программы, выключает компьютер и уходит домой.
***
Утро добрым не бывает — истина, которую Черен не устанет повторять. После вчерашних бдений и долгой дороги до дома, она всю ночь беспокойно металась по кровати, заснула под утро, и в результате не услышала звонок будильника.
Натренированный организм поднял себя сам, только вот не в шесть утра, как оно должно было быть, а как обычно. Если бы не вчерашний заказ, Черен бы успела не только собраться, но и заскочить в какую-нибудь кофейню по дороге домой, взять себе карамельный латте, булочку с корицей и перекус на обед. История не знает сослагательного наклонения, а потому сейчас она истерически быстро, на максимальных скоростях, вылавливает из хаотично разбросанных в шкафу вещей, нужные, чтобы надеть на себя хотя бы просто чистое, пусть и не особо глаженное. Она наспех умывается, печально смотрит в отражение зеркала, потому что о макияже речи не идет и вызывает такси, которое, естественно плетется как черепаха: в это время едут на работу все, час пик.
Пак вбегает в офис все еще пытаясь успокоить себя, настроить на позитивный лад: она успеет все проверить, согласовать и, если нужно, исправить, небольшие задержки некритичны, если клиент лояльный, а она умеет включать обаяние по щелчку пальцев. Хенджин уже сидит на своем месте и неторопливо что-то печатает, внушая всем своим видом спокойствие и умиротворение.
— Утро доброе, — наспех здоровается Черен и торопливо жмет на кнопку включения компьютера, одновременно стряхивая с себя верхнюю одежду.
— Привет, ты рано сегодня, — Хенджин удивленно вскидывает брови, ведь за все время их работы Пак ни разу пришла на работу раньше, чем за пятнадцать минут до начала смены, а тут заявилась раньше аж на три четверти часа.
— Кое-что надо проверить, — тонкие пальцы бегают по клавиатуре с невиданной доселе скоростью, допуская ошибки в паролях.
Черен чертыхается, мысленно кроет матом нерадивую технику, но все же запускает наконец все нужные программы, быстро открывает свой последний чек и сердце ее падает куда-то вниз, с громким звуком бьющейся на мелкие осколки тарелки, когда видит, что ебаная краска уже заколерована и поставлена на доставку. Трясущимися руками она открывает карту колеровки: где-то там, в наивной части сознания, еще теплится убогая надежда, что кто-то исправил коды вместо нее и все будет в порядке. Все чаяния оказываются тщетны. Могло ли быть иначе?
— Хенджин, — севшим голосом зовет наставника, — ты поставил заказ в Инсадон на доставку? В чайную лавку.
— Да, — кивает Хван. — Клиент написал на почту, что подтверждает заказ, я посмотрел, что там нет даты доставки и проставил на сегодня. А что?
— Я не согласовала с ним коды красок, — Черен с отчаянием смотрит на друга. — А по программе видно, что все уже заколеровано.
Хенджин нервно дергается и спешит открыть заказ. Ситуация действительно неприятная, но он верит в чудо не меньше Черен, святая простота — их общее качество, он надеется, что в магазине все же не успели заколеровать прямо все банки. Одна-две — это не страшно, а все тридцать — уже серьезный косяк.
— Я позвоню на склад, — он быстро цепляет на уши гарнитуру и набирает нужный номер.
Черен садится на стол и нервно притоптывает левой ногой, пока ждет, что ему ответят.
— Все банки заколерованы, — вздыхает он, выключив микрофон. — Их много, но из-за небольших объемов это заняло не так много времени.
— Что теперь делать? — шепчет Черен, сильно сжимая брючину вместе с собственным бедром. Наверняка останется синяк, но боли она не чувствует.
— Позвоню клиенту, узнаю, чего он хотел на самом деле, а потом будем решать, — Хенджин снова берется за гарнитуру и звонит.
Черен не верит, что так получилось. Первый проеб, зато какой. Она смотрит на Хвана, его пухлые напомаженные гигиеничкой губы шевелятся, но слов она не различает, поглощенная мыслями о своей ничтожности и бесполезности.
— Все очень плохо, — констатирует Хенджин, закончив разговор, — он хотел колеровку по какой-то древней палитре, а у тебя проставлены просто цифры и на складе заколеровали по ралу. Цвета вообще не совпадают с нужными и выкупать клиент это не будет. Нужно идти к Чонину, пусть скажет, как действовать дальше.
Черен обреченно вздыхает, думает, что перед смертью не надышаться и решительно встает со стула, готовая понести справедливую кару. Доселе она ни разу за всю свою жизнь не бывала вызвана на ковер к начальству, потому как всегда выполняла взятые обязательства. Все бывает впервые.
Чонин хмуро перебирает деревянные бусины четок, когда выслушивает их явку с повинной. Смотрит заказ и ошарашенно цокает.
— Но зачем же ты вообще проставила коды? — спрашивает он с возмущением. — Ты могла не ставить ничего, максимум, на доставку бы опоздали, компания бы компенсировала, а это… Госпожа Пак, я очень разочарован.
Его лицо действительно выглядит расстроенным, а Черен одновременно неприятно, что ее распекает этот юнец, и обидно, что он полностью прав. Если бы она не сделала ничего, было бы лучше, чем так. Справедливый упрек.