— Думала, что приду на работу пораньше и успею поговорить с клиентом, — практически бубнит себе под нос.
— И что пошло не так?
— Проспала.
Черен видит едва уловимое осуждение и непонимание в глазах руководителя, а на Хенджина она старается вообще не смотреть. Оправдание на уровне второго класса начальной школы, ей богу. Еще бы сказала, что собака съела проездной на метро. В комнате повисает гнетущее молчание. Первым его нарушает Чонин.
— Звоните на склад, пусть колеруют новые банки в нужные клиенту цвета. — он вздыхает, трет переносицу то ли от усталости, то ли от кретинизма подчиненных. — По поводу убытков мне нужно переговорить с Чаном. Идите работать. Хенджин, проследи, чтобы с этим заказом все было в полном порядке.
Хван кратко кивает, разворачивается и произносит одними губами, глядя в лицо Черен: «валим отсюда». Они молча идут до своего места.
В офисе уже, похоже, все в курсе, что у них какие-то проблемы, каждый второй бросает заинтересованные взгляды, но никто не подходит, чтобы расспросить, ибо работы дофига. Но к руководителю Яну обычно никто посреди смены прогуляться не ходит без веской причины, тем более вдвоем.
Черен, белая как мел, медленно садится за стол, выводит компьютер из спящего режима, надевает гарнитуру. Ее лицо не выражает ничего, мыслей в голове также нет. Первая серьезная ошибка основательно выбила ее из колеи.
— Это уже произошло, успокойся, — Хенджин сочувственно смотрит на Черен и от этого ей хочется зарыдать. — Как-нибудь вырулим ситуацию.
— Я такая дура…
— Бери себя в руки, еще целый день впереди. Все могут ошибаться.
Она ничего не отвечает, лишь пялится в монитор и уныло открывает почту.
Хенджин ставит себе отметки в блокноте, садится за компьютер и начинает исправлять то, что провалила Пак, параллельно ставя себе галочку, проверить за ней текущие чеки, мало ли, что можно напортачить в таком состоянии.
День обещает быть долгим.
***
— Ну ты даешь, мать, — Чанбин с громким стуком ставит стакан с пивом на стол, игнорируя специально выданную подставку.
Слишком резкое движение и брызги пенного разлетаются ему на лицо и руки, благо не долетают до остальных. Со вытирает рукавом рабочей рубашки рот и неаккуратно размазывает лужу из-под стакана сухой салфеткой. Феликс смотрит на все это действо с нездоровым блеском в глазах, но это ускользает от внимания окружающих, слишком занятых обсуждением произошедшего.
После тяжелого дня они единогласно проголосовали в общем чате за пункт «нажраться в ближайшем пабе». В этом опросе, правда, не было альтернативных выборов, но они никому и не были нужны.
— Не знаю, зачем я это сделала, — ноет уже пьяненькая Черен, — тридцать банок! Вот уродство.
Она шмыгает носом, подтягивает к себе поближе коллективную бутылку соджу, наливает в стопку и опрокидывает в себя. Хенджин заботливо подает ей бокал пива, чтобы запить.
— И чего они решили? — Феликс, утонченная натура, заказал себе яблочный дайкири и тянет его, очень натурально изображая элиту. Со стороны выглядит элегантно, если не знать, что предыдущий час он, как и все, хлестал пиво, иногда занюхивая макушкой Чанбина вместо калорийных снеков.
— Решили, что будут вычитать стоимость краски из моей зарплаты, — она уже хлюпает носом, обиженная и расстроенная несправедливостью мира, — рассрочку на четыре месяца мне организовали, благодетели, блин.
— Сурово как-то для Бан Чана, — удивляется Феликс.
— Потому что у меня были все возможности не накосячить, и я ими не воспользовалась, — кисло цитирует руководителя Черен. — Грустная хуйня, короче.
Хенджин кивает, соглашаясь, и заказывает еще соджу, понимает, что боль этого дня может быть смыта только алкоголем. Сумма, которую Черен должна компенсировать, существенная настолько, что не хватило бы и двух ее зарплат.
— Что будешь делать с краской?
Вопрос Енбока ставит Черен в тупик, потому что она об этом вообще не думала.
— В смысле? — зависает она.
— Они забирают у тебя деньги, значит, краску ты купила, — жмет плечами Феликс, — может, попробовать ее продать?
— Да кому она нужна, — машет рукой девушка, — там куча ярких цветов, по литру, по три литра. Я продавать буду дольше, чем у нее срок годности истечет. Там всего месяц по регламенту у вскрытой банки.
— Так, а может Хенджин чего-нибудь придумает?
— Я? — удивляется Хван, занятый разливом огненной жидкости по стопкам. Чанбину он такие вещи не доверял, а больше добровольцев на роль мальчика на побегушках не было.
— Ты же художник, а это краски, — Феликс щелкает у него перед лицом пальцами, — смекаешь, как оно складывается?
— Но это же интерьерные краски, — сомневается в гениальности идеи Хенджин, — на холсте ими рисовать нормально вряд ли получится.
— Хмм… — мыслительный процесс у Феликса протекает не чересчур быстро. — Может, стену какую разрисовать? Не пропадать же добру в самом деле.
— Кстати да, — соглашается вдруг Черен, — если ты и вправду хорошо рисуешь, то можно у меня в спальне под это дело отвести местечко. У изголовья кровати акцентную стену сделать.
— А что нарисовать? — Хенджин потихоньку загорается, раньше он на стенах рисовал только граффити. Были дела в старшей школе, романтику тех лунных ночей с баллончиком в руке и страхом быть пойманным он помнит спустя много лет.
— Что-нибудь красивое… — неопределенно отвечает Черен, прежде чем залить в себя очередную порцию соджу.
— Автопортрет забабахаю, — играет бровями Хван. — И место как раз подходящее.
— Идиот, — она бросает в него куском сушеного кальмара и заливисто смеется.
Попойка закачивается ближе к полуночи, все-таки завтра будний день и всем пахать. Чанбин с Феликсом уезжают на одном такси, а Черен с Хенджином ждут другое.
— Нам же не по пути, — зевает Пак, — думаю, тебе было бы выгоднее ехать отдельно.
— Я должен проводить тебя до дома, — отмахивается Хван. — Проследить, чтобы все было в порядке.
— После одной ошибки собрался контролировать меня в каждой мелочи? До дома на такси, думаю, я могу добраться без приключений.
— Эй, дело не в твоей ошибке на работе, а в том, что ты красивая молодая пьяная девушка. Хрен знает, что там на уме у этого таксиста.
— Считаешь меня красивой? — она глупо хихикает и прикрывает рот рукой.
— Типа ты сама не знаешь, — фыркает Хенджин.
— Минхо намекал, что есть излишки, — она хлопает себя по бедрам, — я уже и сама не понимаю, какая я.
— Излишки? — Хван хмурится, вглядывается в обозначенные области. — В одежде не видно ничего такого. Такие вещи проверяют опытным путем.
Он подходит к ней близко, смотрит сверху вниз и тянет руки. Черен оглянуться не успевает, как пальцы Хенджина оказываются на ее боках, мягко сжимают их, гладят, постепенно спускаясь все ниже. Вот уже он пробует на ощупь округлые бедра, исследует их сквозь плотную ткань офисных брюк, строит маршрут до ягодиц, сжимает и разжимает мягкую плоть, сам двигается к Черен почти вплотную, сокращает между ними расстояние до абсолютно неприличного и шумно выдыхает.
— Чего ты творишь? — Черен не отталкивает, лишь вопросительно смотрит на него, будто и впрямь не замечает вспыхнувшее в его глазах и паху возбуждение.
— Эмпирическим методом исследую твое тело на предмет избыточных жировых отложений, — выпаливает на одном дыхании, явно смущенный, но не отстраняется.
— И как результаты? — усмехается Черен, все еще чувствуя давление его рук на мягком месте.
— Лишнего не обнаружено, — рапортует Хван. — Только нужное.
Их несколько зашедший за рамки шутки флирт прерывает подъехавшее такси. Они садятся в машину, ощущая некоторую неловкость от произошедшего, но алкогольное опьянение обоих сглаживает эти углы и к концу поездки они уже вновь беспечно болтают о том, что все-таки Чан та еще жадная крыса, и мог бы возместить ущерб за краску из резервов компании хотя бы частично.
Хенджин провожает ее до дверей квартиры, пока таксист ждет его у дома.