Что-то колет ей под ребра, тоска или нелепое сожаление по едва возникшим чистым намерениям. Черен вспоминает, как еще в школе встречалась с мальчиками только потому, что они могли что-то дать: защиту от агрессивных одноклассников, дорогие подарки, репетиторство по ненавистной математике. Конечно, бывала и любовь, детская, когда кажется, что вместе и навсегда, но сама собой она не возникала, была лишь вторичным признаком. Утром деньги, вечером стулья и никак не наоборот.
Хенджин, иногда глупый, иногда опасный, всегда красивый и добродушный мог бы стать первым человеком, которого она полюбила просто так. Теперь, разумеется, все немного иначе. В свете открывшейся информации шанс на то, что родители Хенджина, а следственно, и он сам, как минимум очень обеспеченные, а, может даже, и богатые люди, близится к ста процентам. Он то, что она изначально искала, вырвавшись из своего города в Сеул. Как жаль, что она не нашла его сразу, а потеряла время и нервы с Минхо. Как хорошо, что сейчас они с Хенджином вместе. Черен немного обидно, что ее симпатию пятнает алчность, однако фантазия тут же начинает изворачиваться, обеляя мотивы. Она ведь пришла к отношениям с Хенджином раньше, чем узнала, что он обеспеченный, верно? Значит все честно, значит — по любви.
Черен успокаивается, берет в руки смартфон и скроллит ленты новостей. Думать о сложном ей надоело и не хочется. Раз у этой сказки почти случился счастливый финал, она пустит все на самотек.
Хван выходит из душа голый, узкое полотенце на его бедрах лишь едва прикрывает самые деликатные части тела. Он виновато улыбается, жмет плечами и спешит объясниться:
— Я в спальне всегда переодеваюсь, да и чего ты там не видела?
Черен презрительно фыркает, усердно притворяется, что ей абсолютно не интересно. Ей абсолютно все равно на усеянную капельками воды смуглую кожу; ей наплевать на мокрые растрепанные волосы, которые Хван зачесывает ладонью назад, от лба, чтобы не лезли в глаза и не мешали выбирать в комоде из аккуратно скрученных в мудреные гульки трусов нужные; ей ни капельки не интересно, слетит ли на пол это держащееся на одном добром слове полотенце, обнажая то, что под ним… Черен хлопает себя по лбу и откладывает мобильник с погасшим экраном в сторону, отбрасывая к черту все. Иногда можно же позволить себе съесть лишний десерт?
Хенджин выбрал носки, трусы, домашние шорты и футболку. Он дефилирует по пути от комода до кровати как приглашенный айдол на парижской неделе моды и раскладывает свой нехитрый скарб на кровати, прежде чем переодеваться.
Черен мягко ступает по жесткому ворсу коврового покрытия, неслышно подходит к занятому натягиванием носка на левую ногу парню, тот резко вскрикивает от неожиданности и хватается за сердце.
— Ты такая драма-лама, — вздыхает Черен и валится перед ним на колени.
Хенджин растерянно смотрит на то, как она, по-хозяйски раздвинув ему ноги, устраивается между ними, откидывает полы мешающего ее плану полотенца, резко наклоняется и берет в рот.
Член Хенджина еще абсолютно мягкий, но ее не смущает, лишь мотивирует усерднее двигать языком. Спирали вокруг ствола выбивают из уст Хвана первый рваный выдох, острый кончик языка, которым Черен дразнит головку, заставляет первый раз застонать. Хенджин упирается руками в кровать чуть позади себя, часто дышит и старается думать о брауни Феликса и котах Минхо, чтобы не кончить за две минуты или, не дай бог, раньше.
Черен чувствует, что окончательно затвердевший член у нее во рту уже не помещается, но амплитуду сохраняет, только помогает себе рукой, обхватывая ладонью в кольцо у основания. Солоноватый привкус предэякулята никогда ее не возбуждал, а сейчас почему-то да. Черен игнорирует, как мокнет собственное белье, пока пальцами второй руки аккуратно массирует мошонку под приятный слуху аккомпанемент из стонов Хенджина.
— Эй, подожди, сбавь обороты, — останавливает вдруг он, — я так кончу сейчас. Твоя инициатива слишком возбуждает.
— В этом же и цель? Конечная цель. — смеется Пак, на мгновение отстранившись. Она вытирает рот тыльной стороной ладони, смотрит на него снизу вверх широко открыв глаза, знает, как это обычно заводит мужчин.
Хенджин странно выглядит: его взгляд потемнел и будто покрыт пеленой, а сам он недобро щурится, будто по щелчку пальцев изменил личность. По коже Черен бегут мелкие мурашки: эта сторона Хвана ей еще неизвестна, а все запретное манит. Двоякость партнера, таинственная личина-на этот крючок она попадается не в первый раз, это ее ахиллесова пята.
Он наклоняется к ней, тихо шепчет в самое ухо:
— Тогда бери все, что дам.
Черен, честно говоря, не совсем догоняет, о чем, в общем-то, речь, но внезапно властным голосом Хенджин приказывает, помогая сообразить:
— Открой рот пошире.
Он запускает пальцы ей в волосы, массирует, слегка сжимает и тянет, заставляет откинуть голову назад.
— Ну же, я жду.
Черен машет ручкой последней здравой мысли в голове и полностью отпускает контроль.
Реальность кажется размазанной и нечеткой, белый шум вместо внутреннего голоса позволяет оставить бесконечно долгое напряжение в прошлом.
Она послушно открывает рот и готова мурлыкать от счастья, слыша похвалу:
— Хорошая, молодец.
Хенджин придерживает член рукой и ведет им по ее губам, по языку, по небу, размазывает по лицу девушки смесь из ее слюны и его смазки. Это грязно и пошло, как в дешевой порнухе, но Хенджин именно так и любит, с брезгливостью в сексе он не знаком. Ему нравится смотреть, как член входит и выходит из широко открытого рта Черен, это распаляет, но такой стимуляции слишком мало, чтобы кончить.
— Скажи, если не понравится, — он старается говорить громко и отчетливо. Едва различимый кивок головой служит согласием, хотя мысленно Черен кривится от отсутствия логики в его словах: с хуем во рту разговаривать довольно сложно.
Кулак на ее затылке сжимается, стягивая волосы почти болезненно, Хенджин резко толкается тазом вверх, одновременно удерживая ее голову, проникает внутрь глотки глубоко, задевает небный язычок, стремится протолкнуть в гортань. Черен смыкает губы вокруг основания члена, сглатывает от неожиданности, а Хенджин пронзительно стонет.
Ей хотелось бы сказать, дескать, але, дегенерат, а если бы меня сейчас стошнило, было бы тебе приятно? Приличные люди о таком предупреждают! Но, на радость Хвану, рвотного рефлекса у нее почти нет, и она позволяет ему продолжать вбиваться все глубже и глубже: Черен старается лишь расслабиться, чтобы было легче принимать.
Горло дерет от поступательных движений, воздуха не хватает, она едва успевает вдохнуть между фрикциями. С уголков губ, по подбородку и дальше вниз течет слюна, из глаз — слезы. Хенджин управляет ее головой как секс-игрушкой, гонится за своим удовольствием, совершенно забыв об ее. Черен плевать, в сознании по-прежнему мягкая розовая вата, она ощущает себя слегка пьяной, только вот ни капли не пила. Почему ей так приятно быть марионеткой в чужих руках она подумает как-нибудь потом, а пока что продолжит делать, как сказано и возьмет все, что ей дадут.
Хенджина хватает ненадолго, он ускоряется, слегка рычит и бурно кончает глубоко в глотку, прижимая голову Черен к себе. Она упирается носом в его лобок и старается вдохнуть хоть каплю кислорода, после того как проглотила семя.
Хенджин приходит в себя, отпускает ее волосы и отстраняет от себя. Он со странной и не совсем уместной нежностью, пытается стереть дорожки от слез большими пальцами, но по итогу лишь размазывает всю эту какофонию из слюней, соплей и слезинок по ее щекам. В его глазах вновь мелькает азарт, он берет ее за подмышки, заставляет привстать.
— Сядь мне на лицо, — просит тихо и хрипло. — Быстрее.
— Я не готова, — мямлит Черен, вдруг вспоминает, что в душ ходила днем, а сейчас уже почти вечер.
— О, боже, — Хенджин закатывает глаза и ложится на спину. — Мне не пятнадцать, я знаю, чем там у женщин пахнет. Садись давай.
Черен кряхтя поднимается с занемевших колен и пытается откинуть лишние мысли. Не думать, в конце концов, было так хорошо.