Хенджин выглядит немного уставшим, хотя он по идее на отдыхе, Черен хочется верить, что это потому, что он думал о ней, а не просто какое-нибудь злосчастное выгорание от работы.
Она сжимает бокал ослабевшими пальцами, едва не роняя, блокирует желание подбежать и обнять любимого, выдыхает и идет навстречу судьбе.
Первым ее замечает Чанбин. Пак криво улыбается ему, умоляет глазами не отвергать, а тот растерянно поджимает губы, не зная, как реагировать на нежданную встречу. В итоге просто хмыкает, чешет затылок и переводит взгляд на Феликса, который старательно изображает удивление. Актер из него вышел хреновый, кого он мог бы провести этим округленным буквой «о» ротиком и писклявым «не может быть!»? Чанбин с подозрением смотрит на него, но молчит, а единственный поверивший в этот спектакль, Хенджин, просто замер на месте как истукан.
— Привет? — спрашивает или здоровается Черен.
Она ждет хоть какого-то ответа, хоть какой-то реакции, но все молчат.
— Ну здравствуй, — Чанбин хмуро скрещивает руки на груди, явно настроенный недоброжелательно.
— Пошли, поиграем в соккер, — Феликс взлетает со своего места и решительно тащит друга к бильярдным столам.
Тот для виду сопротивляется, но, если честно, он никогда не был любителем драм и становится свидетелем намечающейся ему хочется меньше всего на свете.
Черен тут же занимает их место напротив Хенджина и жадно всматривается в родные черты лица, будто бы в первый раз. Она отпивает коктейль, чтобы набраться храбрости, а набирается лишь паники, ей страшно заговорить первой и остаться неуслышанной.
— Какими судьбами? — сухо спрашивает Хенджин.
Он тоже пьет что-то алкогольное, и ему тоже страшно, только не заговорить, а поддаться своим желаниям. Его стена забвения идет трещинами, близость столь желанной, но опасной для него женщины ломает жалкое сопротивление разума. Хенджину нельзя с ней разговаривать, он знает, потому что слаб и не устоит, а устоять жизненно необходимо.
— Случайность, — голос Черен едва слышен. Все слова, которые она хотела ему сказать, вдруг вылетели из головы. Она смотрит на его губы, потрескавшиеся от безжалостного солнца, и хочет прикоснуться к ним хоть на мгновение еще раз. — Мы можем… поговорить?
— О чем? — Хенджин отводит глаза, не желая искушать себя, прикидывает, как лучше свалить отсюда: сказать, что надо в туалет и не вернуться или просто позорно сбежать без объяснения причин прямо из-за стола.
Но он остается на месте.
— Я, ты знаешь…— Черен мямлит и не может собрать себя в кучу. — Я соскучилась.
Она чувствует, как слезы подступают и грозят пролиться водопадом, а Хенджин даже не смотрит на нее. Она всегда была гордой, а сейчас наступает на горло своей гордости, но не это пугает. Может, он разлюбил все-таки? Может, она ему противна?
— И чего ты от меня ждешь? — он прикрывает глаза руками на пару секунд и окидывает ее колючим взглядом. — Тебе лучше уйти.
— Не будь так жесток, — не требует, но просит. — Позволь мне объясниться.
— А что это изменит? — Хенджину становится плохо. Он разваливается на части, и, если не уйти прямо сейчас, то потеряет последние капли достоинства. Ради такого ли исхода он терпел раньше? Он не хочет ее слушать, не хочет услышать то, что заставит передумать и отступиться. Хенджин расклеился и размяк, как бумажный кораблик в грязной луже, но раствориться во лжи он себе не позволит, лучше горькая правда. — Твое слово против слов других людей, которым нет смысла врать. И, знаешь, я помню наш с тобой разговор однажды, ты спрашивала у меня, кто больше всех зарабатывает. Я сказал, что Минхо, и вот, недолгое время спустя вы уже вместе. Даже этот факт о многом говорит. Если прибавить то, что я узнал от Субина и услышал от Минхо, складывается слишком однозначная картина.
— Ты имеешь право мне не верить, но, прошу тебя, вспомни не только слова, но и то, что было между нами. Разве я просила у тебя что-то? Мне нужен был тогда и нужен сейчас ты сам, не деньги.
Хенджин усмехается горько, зло, делает глоток алкоголя и смотрит на нее в упор. Все та же, но другая. Черты ее лица заострились, а в глазах — тоска. И что тому причиной, по нему ли горюет?
— Не просила, но надо ли меня просить? Я, влюбленный дурак, и сам был рад стараться отдать тебе все, что у меня есть. Даже ради той несостоявшейся поездки на Чеджу я был готов наступить себе на горло и взять деньги родителей. Мне самому такой тур выходного дня и с тем размахом, что предполагался, даже близко не по карману. Может в том и был твой план? Потихоньку подобраться к их состоянию?
Черен начинает закипать и лишь усилием воли заставляет себя не залепить ему пощечину прямо здесь и сейчас. В ней теплилась надежда, что Хенджин подзабыл и оттаял, но, похоже, она ошибалась и счастливого воссоединения не случится.
— Не было никакого плана насчет тебя.
— Ты согласилась стать моей девушкой после того, как увидела мою квартиру.
— Забываешь, что мы в тот же день переспали, может, мне понравилось, как ты трахаешься?
— Если бы тебе было важно именно это, то ты бы ответила мне согласием еще у себя дома.
— Если бы не ваша история с Йеджи и твое желание отомстить, ты бы вообще обратил на меня внимание? — Черен все же срывается и из глухой обороны переходит в контрнаступление.
— Я и обратил гораздо раньше! — Хенджин быстро делает глоток алкоголя и повышает голос, градус их беседы тоже повышается до критических значений. — Ты мне сразу понравилась, просто так совпало!
— Что совпало? Что ты потащил меня в бассейн, зная, что там будет Минхо? Поцеловал меня там у него на глазах тоже случайно? — она торжествующе улыбается, видя растерянное лицо Хвана, знает, что поймала его на противоречии в ловушку. Черен добыла эти знания у Феликса и клялась молчать, но не сдержалась плюнуть фактами в лицо бывшего. На войне как на войне, а источники информации она разглашать не будет.
— Я не смог отказаться от этой возможности хоть немного ему насолить, — Хенджин говорит уже гораздо тише, — но это не значит, что все остальное было только из-за этого. Мои чувства были искренние.
— И мои тоже. Я тебя простила, прости и ты меня.
— Твое слово против всех остальных. Я больше не хочу искать правды. Уходи.
Черен сжимает руки в кулаки до побелевших костяшек. Ее душит злость и непролитые слезы, ей не хочется верить, что это конец и от нее действительно отказались.
— Неужели ты меня больше не любишь? — почти жалобно спрашивает она, цепляясь за последнюю ниточку.
— А это уже неважно, — Хенджин откидывается на спинку стула и отрешенно разглядывает потолок из деревянных реек, уходит в себя все глубже. — Я больше не хочу тебя видеть, вот то, что ты должна понять и принять.
Черен вскакивает на ноги и не прощаясь уходит, проносится мимо стола, за которым играют в бильярд Чанбин и Феликс, почти бежит к бару, где Рико болтает уже с какой-то девушкой.
Он понимает по ее лицу все сразу. Поплывшие пьяные глаза Рико проясняются, и он широко раскрывает объятия, принимая в них Черен. Та плачет почти без слез, лишь вздрагивает от подступающего панического удушья, и заваливается на бок. Рико держит крепко, чтобы не осела на пол, аккуратно подталкивает ее на стул и качает головой.
— Будь добр, намешай нам чего-нибудь поядреней, — обращается к уже знакомому бармену.
Его новая подруга деликатно оставляет их вдвоем, и никто не мешает Черен в красках пересказать другу произошедшее буквально в двух шагах от него. Они пьют долго и усердно, и даже видят компанию из Феликса, Чанбина и Хенджина, которые покидают бар явно не в лучшем расположении духа.
Черен на секунду пересекается с Хваном глазами, но быстро отводит взгляд, а через секунду она уже машет факом в спину бывшего возлюбленного, если бы он был неподалеку, она бы еще и в лицо ему плюнула, но расстояние такое, что харкать бесполезно.
Этой ночью она выпивает столько, что субтильному, но чуть более трезвому Рико приходится тащить ее до номера на руках.
***
— Детка, так нельзя, надо вставать, — Рико качает головой и подает ей стакан и таблетку обезболивающего. — Понимаю, что у тебя похмелье и разбитое сердце, но ты пролежала весь день, надо хотя бы умыться.