И, словно Фернанда не существовало, она пошла прочь, удерживая руку Ральфа в своей. «Нет, нет», — шепнула она ему, заметив, что он хочет задержаться.
— Этого парня надо бы проучить, — пробормотал Ральф со сдержанной яростью.
— Не устраивайте скандала, я этого так боюсь, — взмолилась Элис.
Ральф заметил, что она готова расплакаться.
— Простите меня, — сказал он ласково.
— Мне так стыдно, — проговорила она с чувством. — Что вы можете обо мне подумать?
— Что мне следовало бы вернуться и задать ему трёпку, — ответил, не задумываясь, Ральф. — Но если вы просите меня этого не делать, я не стану. Это, вероятно, Фернанд?
Она поглядела на него с удивлением.
— Разве вы его знаете?
— Ваш отец рассказал мне о нём.
— Отцу не следовало этого делать, — смутилась она. — Он, очевидно, опасался подобной встречи.
— Давно ли он вас преследует?
— Мне кажется, бесконечно давно. Должно быть, около года. Мне он никогда не нравился, а в последнее время этот человек мне просто отвратителен. Вы видели, он уже стал прибегать к угрозам. Не могу понять, почему он позволяет себе надоедать человеку, который его ненавидит. Но давайте забудем об этом. Мне не хочется портить такой чудесный день. — Элис потупила глаза и робко добавила: — Я назвала вас по имени… вы, вероятно, сочли меня очень дерзкой, но мне хотелось, чтобы он понял…
Тут она смолкла в большом смущении. Девушку выручила её обычная весёлость:
— Чем больше я стараюсь объяснить, тем больше запутываюсь, не правда ли?
— Мне это пришлось очень по душе, — подхватил Ральф её шутливый тон. — Я надеюсь, что вы всегда будете так меня называть.
И они со смехом покатили дальше.
Нью-Йорк в 2660 году
Элис интересовалась спортом, и ей захотелось посмотреть, как им занимаются современные жители Нью-Йорка. Чтобы удовлетворить её желание, Ральф остановился у высокого здания с плоской крышей. Войдя в него, они сняли с ног роллеры, сели в электромагнитный лифт и в несколько секунд поднялись на пятидесятый этаж. Тут оказалась обширная площадка с десятками воздухолётов всевозможных размеров. В воздухе стоял непрекращающийся гул пролетающих и отправляющихся машин.
Едва Ральф и Элис вышли из лифта, как им стали со всех сторон кричать: «Воздушное такси, сэр, воздушное такси! Сюда пожалуйста!» Не обращая внимания на крики, Ральф направился к двухместной машине и помог своей спутнице сесть, сел сам и коротко бросил водителю: «Национальные спортивные площадки».
Очень лёгкая, оборудованная электродвигателем, машина была построена целиком из металла. Она с огромной скоростью взмыла кверху и затем взяла курс на северо-восток, делая 600 миль в час.
С большой высоты, на которой они летели, были хорошо видны многочисленные сооружения, башни, мосты и иные достижения строительного искусства, о которых нельзя было и мечтать несколько столетий назад.!
Менее чем в десять минут они достигли Национальных спортивных площадок. Их воздухолёт спустился на огромную платформу, и Ральф сразу подвёл Элис к её кромке, где видна была вся спортивная территория.
— Эти спортивные площадки, — сказал он ей, — были построены в 2490 году на крайней восточной оконечности того, что было некогда Лонг-Айлендом, в нескольких милях от Монтаука. Огромную площадь приспособили для всевозможных видов спорта — наземных, водяных и воздушных. Эти спортивные площадки — лучшие в мире — составляют одно из самых замечательных достижений Нью-Йорка. Городское управление предоставило всё необходимое спортивное оборудование и инвентарь, и каждый гражданин Нью-Йорка имеет право им пользоваться, для чего достаточно обратиться к лицам, ведающим различными секциями. Тут есть спортивные площадки для юношей, специально предназначенные для пожилых людей, женщин и даже для возни маленьких ребят; сотни бейсбольных площадок, тысячи теннисных кортов, а футбольных полей и площадок для игры в гольф и не сосчитать.
Здесь не бывает дождя, всегда ровная температура — не слишком жарко, не слишком холодно. Площадки открыты беспрерывно круглый год с семи часов утра до одиннадцати вечера. После захода солнца площадки и корты освещаются иридиевыми спиралями — это для тех, кто работает в дневную смену. По правде говоря, все большие состязания по теннису, бейсболу и футболу происходят вечером, и это вполне естественно. В дневное время, при солнечном освещении, у одной команды всегда преимущество перед другой — той, которой солнце бьёт в глаза. Зато вечером, при искусственном освещении, когда сильный и ровный свет падает с большой высоты сверху, все находятся в одинаковых условиях и обе стороны имеют равные шансы.[4]
Ральф со своей спутницей прогуливались между площадками, наблюдая за игрой многочисленных спортсменов, причём очень скоро выяснилось, что Элис не менее горячая поклонница тенниса, чем он. Учёный предложил ей сыграть, и она охотно согласилась.
Они прошли в раздевалку, здесь у Ральфа хранилась спортивная форма. У Элис не было туфель для тенниса, и Ральф приобрёл их для неё в магазине, затем они отправились на один из кортов.
Ральф прекрасно играл в теннис, но он слишком увлёкся своей партнёршей и во время первого сета не следил за собственной игрой. Это привело его к полному поражению. Он не видел мяча, не замечал сетки.
Глаза его непрерывно следили за Элис; девушка была необычайно привлекательна в этот момент. Она всецело отдалась игре, как отдавалась всему тому, что её интересовало. Спорт Элис любила по-настоящему — её не так занимал выигрыш или проигрыш, как сама игра.
Её прелестное лицо разрумянилось, пряди вьющихся волос прилипли ко лбу. Глаза, и без того искристые, сейчас светились оживлением. Время от времени, когда ей удавалось отбить мяч, она победоносно взглядывала на Ральфа.
Он восторгался — столько грации и ловкости было в её движениях. Гибкая и стройная Элис окончательно очаровала Ральфа. Он терялся и играл механически.
Чувство к Элис разгоралось в нём с такой силой, что проигрыш нисколько не огорчал его. Он понял, что без Элис сама жизнь утратит для него всякий смысл, и отныне она одна имела для него значение. Ральф с радостью проиграл бы ей сто партий.
Наконец Элис отбросила ракетку и радостно захлопала в ладоши:
— Я выиграла, выиграла, ведь верно?
— Ещё бы, — подтвердил он, — вы играли превосходно.
— А может быть, вы нарочно поддались мне? — капризно произнесла она. — Это было бы очень нехорошо с вашей стороны…
— Повторяю, вы замечательно играли, а я безнадёжно отстал с самого начала. Вы не представляете себе, как вы были прекрасны! — горячо продолжал он. — Я никогда не думал, что вы так очаровательны.
Его восхищённый взгляд заставил её невольно отступить на шаг — он её отчасти пугал, отчасти радовал и, во всяком случае, немного смущал.
Заметив её смущение, Ральф тотчас заговорил более сдержанно.
— Теперь я вам покажу источники энергии и света в Нью-Йорке.
Переодевшись, они снова уселись в аэротакси и после двадцатиминутного полёта оказались на том месте, где прежде находился центр штата Нью-Йорк.
Высадились они на огромной равнине, на которой стояли двенадцать чудовищных метеобашен высотой по 1500 футов. Эти башни расположены были в форме шестиугольника, внутри которого находились гигантские гелиодинамофоры, то есть генераторы солнечной энергии.
Вся территория в двадцать квадратных километров была покрыта стеклом. Под массивными квадратными стеклянными плитами помещались фотоэлементы, которые преобразовывали солнечную энергию непосредственно в электрическую.
Фотоэлементы в количестве 400 единиц на каждый квадратный метр были смонтированы на больших подвижных рамах, на каждой из которых их было 1600.
Эти рамы были в свою очередь установлены на больших треножниках таким образом, что каждая из них оборачивалась к солнцу от восхода до заката своей стеклянной стенкой. Благодаря этому солнечные лучи никогда не падали наклонно на фотоэлементы, а всегда отвесно. Небольшой электромотор внутри треножника непрерывно поворачивал металлическую раму так, чтобы её пластины были всегда обращены к солнцу.