Возвращаясь на трамвае в центр города, проехал мимо этого винного магазинчика. Он ничем не отличался от заправочной станции, и не знай я, в чем дело, подумал бы, что все эти автомобили выстроились в очередь на заправку… Вот почему Джик так восторгался воображением австралийцев. Любовь к развлечениям прекрасно сочеталась у них со здравым смыслом.
Дождь прекратился. Сошел с трамвая и последние два километра прошел пешком. Думал о Дональде, Мейзи и мистере Гриине с двумя «и». А еще о картинах, ограблениях, о жестоком и злом уме.
Весь план с самого начала показался мне довольно простым — продать картины в Австралии, потом выкрасть их в, Англии, заодно прихватив все, что окажется под рукой. За три недели дважды увидел преступный замысел в действии. Был уверен: этим дело не ограничивалось. Быть не может, что преступлений всего два. Познакомившись с Петровичами и Минчессами, пришел к выводу — скорее всего, не прав, думая, что ограбления совершаются только в Англии. Почему не в Штатах? Или в любом другом месте, если дело того стоит? Разве нельзя представить, что существует группа грабителей, кочующих с континента на континент, имея в своём багаже огромный запас антикварных вещей? Они сбывают их на не знающем насыщения рынке. Говорил же инспектор Фрост, что полиция редко находит антикварные вещи. Спрос на это не уменьшается, а предложение ограничено.
Будь преступником, размышлял я, которому не улыбается месяцами жить за границей, выведывая, кого стоит ограбить, спокойно оставался бы дома, в Мельбурне, и продавал картины богатым туристам… Тем, что могут позволить купить под настроение вещь стоимостью в 10 тысяч фунтов. Все просто. Расспрашивай про их коллекции, потом незаметно переводи разговор на их серебро, фарфор, прочие художественные ценности… Нет, не нужны обладатели Фаберже, Рембрандта или других знаменитостей. Их продать практически невозможно. Моими жертвами стали бы богачи попроще — с грузинским серебром, неизвестными работами Гогена.
Покупая мои картины, они дают свои адреса. Легко. Никаких проблем. Как в супермаркете: большой оборот и мелкие товары. Если жертвы разбросаны по всему миру, местная полиция вряд ли обратит внимание, что все недавно побывали в Австралии.
Будь преступником, думал я, скрывающимся под маской дельца с безупречной репутацией, не стал бы рисковать, продавая подделки. Копию картины маслом всегда можно определить под микроскопом. А большинство опытных перекупщиков в состоянии распознать ее невооруженным глазом. Художник — это не только подпись в углу картины, но и сама картина. Манера наносить мазки так же индивидуальна, как и почерк. По ней можно безошибочно определить автора, как по следам на пуле определяют, из какого оружия она выпущена.
Будь преступником, я бы, как паук, сидел в своей паутине с подлинником Маннингса, рисунком Пикассо или картинкой какого-нибудь недавно умершего модного художника. А маленькие богатые мушки сами бы слетались. Для приманки есть подсадные утки в каждой столичной галерее. Именно так попались на крючок Мейзи и Дональд.
Предположим, продал картину англичанину, ограбил его, получил картину назад. Затем продал ее американцу, ограбил его, получил картину назад и так далее, до бесконечности. Предположим, продал Мейзи картину в Сиднее, а, получив ее назад, выставил для продажи в Мельбурне… Вот здесь споткнулся. Что-то тут не сходилось.
Если бы Мейзи оставила картину на виду, ее украли бы вместе с другими вещами. Возможно, так оно и случилось. Теперь картина украшает галерею Ярра-ривер. Но в таком случае, зачем поджигать дом? Зачем мистер Гриин поехал в Англию ковыряться в развалинах?
Это имело смысл лишь в том случае, если картина Мейзи — копия, и воры не смогли ее найти. Чтобы не искушать судьбу, предпочли поджечь дом. Да, возразил сам себе, но ведь я только что решил — не стал бы рисковать, продавая копии. Хотя… Разве Мейзи сумеет отличить мастерски сделанную копию от оригинала? Конечно, нет.
Вздохнул. Чтобы одурачить даже Мейзи, нужно найти талантливого художника, который, вместо того чтобы творить самому, согласится копировать чужие произведения. А такие на асфальте не валяются. Как бы то ни было, но Мейзи купила свою картину в галерее-однодневке, в Сиднее, а не в Мельбурне. Так что, возможно, в других городах они все-таки шли на риск.
Впереди показалась громада отеля, отделенная от меня последним участком парка. Ночной воздух освежал. Вдруг остро почувствовал зияющую пустоту вокруг — путник на огромном континенте, песчинка под звездами. Шум и тепло «Хилтона» вновь сократили необъятную вселенную до вообразимого размера.