— Нет, — сказал я. — Но, мистер Апдайк, мы вовсе не желаем причинить вам никакого зла. Мы действительно художники, мой друг и я. Теперь, когда увидели вашу коллекцию нефрита… считаем, что должны вас предупредить. Слышали, что дома некоторых людей были ограблены вскоре после покупки картин. Говорите, что установили везде сигнализацию? На вашем месте я бы убедился, что она исправно работает.
— Но… Боже милостивый…
— Тут орудует целая банда воров. Они следят за продажей картин, грабят тех, кто их купил. Вероятно, считают: если кто-то, скажем, покупает Херринга, у него есть что украсть.
Посмотрел на меня очень внимательно.
— Хотите сказать, что, сообщив мистеру Грею о моем нефрите…
— …благоразумно было бы принять дополнительные меры предосторожности.
— На какой срок?
— Не знаю, мистер Апдайк. Может быть, навсегда.
На жизнерадостном лице появилась озабоченность.
— Что заставило вас приехать ко мне, рассказать все это?
— Чтобы расправиться с этой бандой, и не такое сделал.
Он снова спросил, почему, и я сказал:
— Мой двоюродный брат купил картину. Дом его был ограблен. Жена брата спугнула грабителей, и ее убили.
Норман Апдайк долго смотрел мне в лицо.
Я выдавил из себя улыбку.
— Мистер Апдайк… пожалуйста, будьте осторожны. Может быть, настанет день, когда полиция придет посмотреть на вашу картину и спросит, где вы ее купили… Так будет. Во всяком случае, сделаю для этого все, что смогу.
Вместе с улыбкой на его лице появилось понимание.
— Буду их ждать, — сказал он.
14
Джик отвез нас из Окленда в Веллингтон — восемь часов в машине.
На ночь остановились в мотеле в городке Гамильтон, к югу от Окленда. Утром снова тронулись в путь. Никто за нами не гнался, не останавливал, не выслеживал. Я был почти уверен — не засекли.
Впрочем, Вексфорд уже должен знать, что список зарубежных покупателей — в моих руках, а в нем, как ему известно, было несколько новозеландских адресов. Он не мог угадать, какой из них я выберу для посещения, но мог и должен был догадаться: любой адрес, в номере которого первой буквой стоит В, приведет прямиком в Веллингтонскую галерею.
Значит, там будет наготове.
— У тебя что-то чересчур мрачный вид, Тодд, — сказала Сара.
— Извини.
— О чем ты думаешь?
— Когда остановимся пообедать?
Она засмеялась.
— Мы только что позавтракали.
Миновали поворот на Роторуа, проехали дальше, мимо горячих источников.
— Ну, кто желает горячих грязей? — спросил Джик.
Где-то здесь, объяснила нам Сара, была электростанция, использующая выбросы пара из-под земли. Это мерзейшие черные кратеры, воняющие серой. Местами земная кора была такой тонкой, что явственно чувствовалась вибрация: звук под ногами глухой. Сару, когда она была маленькой, возили куда-то в эти края. В местечко под названием Вайотапу, после чего у нее были кошмары…
— Фу, — сказал Джик. — У них тут землетрясения бывают раз в две недели. По пятницам.
Солнце светило весело, кругом была зелень, но таких листьев я никогда раньше не видел. Нестерпимо яркие пятна — и тут же глубокие таинственные тени: ущелья и скалы, и уходящие в небо стволы деревьев, и колыхание травы, высокой, по плечи, похожей на перья. Чужая страна, дикая и прекрасная.
— Посмотри-ка на этот чиароскуро, — сказал Джик, когда мы проносились мимо особенно живописной долины.
— Что такое чиароскуро? — спросила Сара.
— Светотень, — ответил Джик. — Контраст и равновесие. Технический термин. Весь мир — чиароскуро, и все женщины и мужчины — только пятнышки света и тени.
— Всякая жизнь — свет и тень, — сказал я.
— И всякая душа.
— А враг — серый.
— А серый цвет получается, если смешать вместе красный, белый и синий.
— Серые листья, серые смерти — все превращается в одинаковое серое ничто.
— Уж вас-то двоих никто и никогда не назовет серыми, — вздохнула Сара.
— Серый! Грей! — осенило меня вдруг. Ну, конечно, черт побери!
— О чем ты? — спросил Джик.
— Грей — это фамилия человека, который снял художественную галерею в пригороде Сиднея. И фамилия человека, продавшего Апдайку его так называемого «Херринга», — тоже Грей.
— О, Господи! — Сара вздохнула, и вместе с этим вздохом улетучилось наше радужное настроение.
Краски дня померкли.
Как же их много! Вексфорд и Гриин. Малый. Женщина. Харли Ренбо. Два мерзавца в Алис-Спрингсе, одного из них я знаю в лицо, а второго (того, что был за моей спиной) — нет. Может быть, тот, которого не знаю, — Бровастый. А может, и нет. Если нет, тогда еще и Бровастый. А теперь вот Грей.