Послышался шелест бумаги, видно, передавал письмо. Глаза у Сары стали круглыми, испуганными.
— Ты писал его?
— Нет.
Служащий там, за дверью, сказал:
— Благодарю вас, сэр. Подождите минутку, я принесу.
Наступила долгая пауза. Сердце у меня громко стучало, но больше ничего не произошло.
Дежурный вернулся.
— Пожалуйста, сэр. Это картины.
Стало слышно, как тащили папку и сверток с картинами — шуршала упаковка.
Неожиданно голос служащего произнес:
— Сейчас их вынесу.
— Справитесь, сэр?
— Да, да, спасибо. До свидания. — В голосе было нетерпение.
И тут громкий голос Портера врубился в хилтонский бархат, как топор:
— Думаю, мы сумеем позаботиться об этих картинах, если вы не возражаете. Мельбурнская городская полиция…
Я приоткрыл дверь и выглянул. Портер, прямой, большой, грубый, стоял в вестибюле, требовательно протянув руку. Рядом — двое полицейских в штатском. У центрального входа — еще двое, в форме. Все было сделано без дураков.
— Почему… э… инспектор… По поручению моего юного друга, Чарльза Тодда…
— Что это за картины?
— Понятия не имею. Он просил забрать их.
Тихо вышел из комнаты, прошел через дверцу, обойдя вокруг стойки. Встал, облокотившись, с утомленным видом. Он был всего в шести футах, справа от меня. Мог, протянув руку, до него дотронуться. Полагал, это достаточно близкое расстояние, как Портер и просил.
Почувствовав, что что-то происходит, начали стекаться обитатели «Хилтона». Стояли неровным полукругом. Издали наблюдали.
— Мистер Чарльз Тодд просил забрать их? — громко спросил Портер.
— Да, именно так.
Взгляд Портера резко переместился на меня.
— Вы просили его?
— Нет.
Эффект подобен взрыву бомбы. Именно этого хотела мельбурнская полиция. Не было вежливой идентификации личности с последующим спокойным арестом. Мне бы не следовало забывать собственный вывод — управлял этой бандой жестокий ум.
Стоял перед разъяренным быком, смотрел ему в глаза. Он понял — его провели.
— Ты же мерзавец! — завизжал он.
Навалился на меня всем телом, я потерял равновесие, упал на одно колено, задыхаясь под его цепкими руками, придавленный двумя сотнями фунтов живого веса. Старался отбиться, пустив в ход кулаки, но не мог. Злость выплеснулась на меня, как лава.
Ребята Портера оттащили его, не дав свершиться убийству на ворсистом ковре. Поднявшись на ноги, услышал, как защелкнулись наручники. Он стоял здесь, рядом со мной, тяжело дыша. Встрепанный, с дрожащими скованными руками. Безудержное бешенство мгновенно лишило его внешнего лоска. Все дикое нутро было наружу.
— Привет, Хадсон, — сказал я.
Портер заметил:
— Не предполагал, что так озвереет.
— Он всегда был зверем. В душе.
— Вам следовало это знать. Я-то никогда его не видел.
Кивнул Джику, Саре и заспешил за своим пленником.
Мы тупо смотрели друг на друга. Обитатели отеля стали отчаливать. Плюхнулись втроем на ближайший диванчик, Сара посередине, мы с Джиком — по краям.
Он сжал ее руку в своей. Она положила пальцы на мою ладонь. Девять дней. Такой долгий путь.
— Не знаю, как вы, — сказал Джик, — а я бы выпил пива.
— Тодд, — сказала Сара. — Рассказывай.
Втроем сидели наверху, в моей спальне. Настроение было расслабленное.
Я зевнул.
— О Хадсоне?
— О ком же еще? И не смей спать, пока не расскажешь.
— Ладно… Искал его или кого-то другого еще до того, как встретились.
— Почему?
— Из-за вина. Украденного у Дональда из подвала. Тот, кто его украл, знал, что оно там, и что надо спуститься по лестнице на несколько ступенек, открыть неприметную дверку… Вино обычно пакуется в ящики дюжинами. Было украдено больше двух тысяч бутылок. Без тары с ними очень много мороки. Это заняло бы столько времени! А время для грабителей — штука важная. К тому же — особое вино. Дональд говорил, это целое состояние. Короче, оно требовало умелого обращения, и продать его нужно было уметь. Поскольку бизнес Дональда — вино, и причиной поездки в Австралию тоже было вино, я сразу стал искать того, кто знал Дональда. Знал, что он купил картину Маннингса, что разбирался в хороших винах. Вот тут и появился Хадсон Тейлор. Подходил как нельзя лучше…
— Приятный, дружелюбный, — кивнула Сара.
— И богатый, — добавил Джик.
— Деньгоголик, — сказал я, стаскивая покрывало с кровати, вожделенно глядя на белые простыни.
— Кто?
— Деньгоголик. Только что придумал слово. Человек, имеющий непреодолимую тягу к деньгам.