Мы с Джиком зашли сзади — тоже посмотреть. Юноша бросил недовольный взгляд. На мольберте стояла едва начатая картина. Художник наносил бледно-желтый тон на рубашку человека, находившегося на переднем плане.
— Эй! — воскликнул Джик, неожиданно хлопая коллегу по плечу. — Это халтура. Вы такой же художник, как я — помощник газосварщика.
Не очень-то вежливо с его стороны, но уголовно не наказуемо. Лица редких посетителей выражали смущение, но не возмущение. Что касается малого, то на него это подействовало, как красное на быка. Глядя дикими глазами, вскочил на ноги, опрокинув мольберт. Тогда Джик с большим удовольствием добавил:
— То, что вы делаете, преступно.
Малый среагировал по закону безжалостной рептилии. Схватив банки с льняным маслом и скипидаром, выплеснул их в глаза Джику. Поймал его за левую руку. Свободной правой рукой он сгреб палитру с красками и размахнулся, целясь мне в лицо. Инстинктивно увернулся. Он промазал, а палитра шлепнулась на Джика, закрывавшего лицо руками. Сара стремительно бросилась к мужу, в волнении налетев на меня, и малый вырвался.
Он побежал к выходу, проскользнув мимо двух обалдевших посетителей средних лет. Пытался догнать, но не нашел. Он прекрасно знал все ходы и выходы, а я — нет. С трудом отыскал дорогу назад, к Джику.
Вокруг уже собралась приличная толпа. Сара от страха совсем озверела. Вся сила ее гнева обрушилась на меня, как только попал в поле ее зрения.
— Сделай что-нибудь! — пронзительно кричала она. — Сделай что-нибудь, он ослепнет. Я говорила, что тебя не надо слушать!
Поймал ее запястья в тот момент, когда она в истерике бросилась на меня. Сила у нее была нешуточная.
— Сара, — сказал я твердо, — Джик не ослепнет.
— Нет ослепнет, ослепнет, — орала она, пиная меня снизу ногами.
— Ты что, хочешь, чтобы он ослеп?!
Мои слова обрушились на нее, как пощечина. Внезапно вернулась способность соображать. Маниакальная энергия стала убывать. Она становилась нормальной.
— Льняное масло совершенно безопасно, — размеренно говорил я, — а скипидар вызывает жжение, но не более того. Он не повредит зрению.
Глядя мне в лицо, высвободила свои руки из моих и вернулась к Джику, катавшемуся в конвульсиях. А он оглашал зал изречениями:
— Мерзкая вонючка, погоди, поймаю тебя… Господи Иисусе всемогущий, ничего не вижу… Сара, где этот подлый Тодд? Я его задушу… Глаза жжет… Ад кромешный…
Сказал ему в ухо:
— У тебя с глазами все в порядке.
— Это мои глаза, и, если говорю, что с ними не все в порядке, значит так оно и есть.
— Ты прекрасно знаешь, что не ослепнешь. Прекрати орать.
— Это не твои глаза, паразит.
— Ты пугаешь Сару.
Тут до него дошло. Перестал кататься по полу, отнял руки от глаз. При виде его лица у завороженной публики вырвался вздох веселого ужаса.
— Господи, Сара, — сказал он, моргая от боли. — Прости меня. Этот подлец прав. От скипидара еще никто не ослеп.
Справедливости ради надо признать, сейчас он действительно не мог ничего видеть из-за слез, застилавших его глаза.
Сара не унималась:
— Вызови ему «скорую»!
— Все что требуется — это вода и время.
— Ты бездушная свинья. Ему необходим врач и больница…
Джик, оставив истерику, вытащил платок и осторожно утирал слезящиеся глаза.
— Он прав, любовь моя, обильная вода. Чтобы снять жжение…
Его взяли под руки и бережно вывели из зала. Это смахивало на сцену из любительского спектакля «Самсон». Зрители бросали на меня осуждающие взгляды, предвкушая второе действие.
Посмотрел на опрокинутый мольберт и краски, брошенные малым. Зрители, вслед за мной, тоже посмотрели.
— Полагаю, — медленно сказал я, — никто не разговаривал с молодым художником до того, как все произошло?
— Мы разговаривали, — сказала одна из женщин.
— И мы, — подхватила другая.
— О чем?
— О Маннингсе.
— И я о нем же.
Обе посмотрели на картину, находившуюся на стене.
— Не о его собственной работе? — спросил я, нагибаясь и поднимая с пола рисунок, через который пролег желтый мазок — память о хлопке Джика но плечу.
Дамы сказали, что разговаривали с ним о том, как приятно повесить Маннингса в доме.
— А он случайно не сказал, где можно приобрести работу этого художника?
— Он определенно знал.
— Где же?
— Знаете ли, молодой человек… — сказал пожилой американец, отмеченный печатью несомненного богатства. Он заставил всех замолчать привычным движением правой руки. Смысл его жеста был таков: не давайте информацию, можно пострадать. — Задаете слишком много вопросов.
— Объясню, — кивнул я. — Не хотите ли выпить кофе?
Некоторые посмотрели на часы и решили, что можно выпить.
— Внизу есть кафетерий. Заметил, когда догонял этого типа… Хотел, чтобы ответил, почему он плеснул в лицо моему другу.
На лицах появилось любопытство. Попались на крючок. Остальные — разбрелись. Попросив оставшихся немного подождать, принялся убирать разбросанное. Все аккуратно сложил у стены. Ни один из предметов не был помечен именем владельца. Ничего примечательного. Любой из них можно приобрести в магазине для художников. Отнюдь не дешевые ученические принадлежности. Писал картину на стандартном куске — не на холсте.
— Прекрасно. Пошли.
Все они оказались американцами, богатыми пенсионерами, любителями скачек. Мистер и миссис Хауард К. Петрович из Риджаилля, Ньюджерси, мистер и миссис Уайат Л. Минчлесс из Картера, Иллинойс.
Уайат Минчлесс, тот самый, что заставил замолчать других, попросил принести для всей компании четыре порции кофе гляссе с изрядным количеством сливок и одну порцию черного. Черный был лично для него. Взглянул внимательно: седая голова, очки в, черной оправе, напыщенные манеры и бледный цвет лица.
Он сказал:
— Давайте-ка все с самого начала.
— Гм. А где же, собственно, начало? Этот художник набросился на Джика, поскольку тот назвал его преступником.
— Угу, — кивнула миссис Петрович. — Я слышала. Ну, а почему он так сказал?
— Ничего преступного в том, что копировал картину, нет. — Это объяснила миссис Минчлесс. — В Лувре к «Монне Лизе» невозможно пробиться из-за противных студентов…
У нее были пушистые белые волосы с голубым оттенком, немнущийся костюм и бриллианты, могущие привлечь самого ленивого вора.
— Все зависит от того, для чего делается копия, — сказал я. — Если продавать как оригинал, то это мошенничество.
— Думаете, молодой человек изготавливал подделку…
Уайат Минчлесс остановил ее движением руки:
— Говорите, писал картину, чтобы продать за подлинник?
Он не дал мне рот открыть.
— Говорите, картина, о которой этот малый рассказывал, — подделка?
Остальные смотрели на него, восхищаясь проницательностью Уайата Л.
— Не знаю. Как раз подумал, что неплохо бы посмотреть на нее.
— А сами не хотите приобрести Маннингса? Не являетесь представителем чьих-то интересов? — инквизиторски-сурово допрашивал Уайат.
— Не хочу.
— Тогда хорошо. — Уайат окинул взглядом своих спутников и, убедившись, что они с ним солидарны, сказал:
— Он сообщил нам с Руфи, что недалеко в маленькой галерее есть хорошая картина Маннингса по весьма приемлемой цене… — Запустил два пальца в маленький карман пиджака. — Да, вот тут. Художественная галерея Ярра-ривер. Метров двадцать после третьего поворота по Свенстон-стрит.
Мистер и миссис Петрович были подавлены:
— Он сказал нам в точности то же самое.
— А ведь такой приятный молодой человек, — грустно добавила миссис Петрович. — Проявил к нашему путешествию искренний интерес. Поинтересовался, на кого будем ставить во время соревнований…
— Спросил, где собираемся побывать после Мельбурна, — добавил мистер Петрович. — Мы сказали — в Аделаиде и Алис-спрингсе, а он сообщил, что Алис-спрингс — Мекка для художников. Советовал непременно пойти в галерею Ярра-ривер. Это та же фирма. У них всегда хорошие картины.