Закончив вводную часть, Николь стоя обратилась к коллегам:
— Есть вопросы? — и, немного поколебавшись, проговорила. — Тогда мне требуется доброволец. Кто первый подойдет сюда к роботу-медсестре для введения проб? Весь причитающийся мне комплект введен и опробован еще на прошлой неделе. Кто будет следующим?
Франческа немедленно поднялась.
— Хорошо, начинаем с la bella signora[9] Сабатини, — отозвалась Николь. Она махнула телеоператорам. — Переведите камеры на контрольный экран. Когда эти электронные жучки начнут разбегаться по всем сосудам, картинка будет — залюбуешься.
9. МЕРЦАТЕЛЬНАЯ АРИТМИЯ
За иллюминаторами стемнело, и Николь едва различала внизу сибирские снега. Тайга и зима проплывали под ней… в пятидесяти тысячах футов. Сверхзвуковой самолет начинал замедлять свой полет, принимая курс на юг — к Владивостоку и Японским островам. Николь зевнула. После трехчасового сна трудно будет провести на ногах целый день. В Японию они прибывают утром, в десять часов, но дома в Бовуа, в долине Луары неподалеку от Тура, дочь ее, Женевьева, будет спать и спать, и только через четыре часа будильник поднимет ее в семь утра.
В спинке кресла перед глазами Николь включился видеомонитор, напоминая, что до приземления в транспортном центре Кансай осталось всего пятнадцать минут. Очаровательная молодая японка напомнила желающим, что следует поторопиться с заказами гостиниц и транспорта. Николь включила систему связи, встроенную в ее кресло, — вперед выдвинулась тонкая прямоугольная панель с небольшой клавиатурой и маленьким дисплеем. Меньше чем за минуту она оплатила проезд в Киото и троллейбус до отеля. Деньги снимались с универсальной кредитной карточки, для этого ей нужно было только точно назвать свой код — девичье имя матери, Анави Тиассо. Когда она закончила, из одного торца пульта выдвинулся небольшой листок бумаги с напечатанным текстом — номерами поезда и троллейбуса, временем прибытия и отбытия. В отеле она окажется в 11:14 по японскому времени.
Пока самолет заходил на посадку, Николь обдумывала причины, вдруг побудившие ее отправиться за треть пути вокруг света. Всего лишь двадцать четыре часа назад она собиралась провести сегодняшний день дома и после бумажной работы заняться языком с Женевьевой. Начинались праздничные каникулы, и, если не брать во внимание дурацкую вечеринку в Риме в последний день года, Николь могла считать себя свободной до 8 января, когда ей следовало явиться на «Низкоорбитальную станцию-3». Но прошлым утром, сидя дома в своем кабинете, она, как всегда, просматривала результаты биометрии, полученные во время последней серии испытаний, и обнаружила кое-что любопытное. Она проверяла давление и параметры сердцебиений у Ричарда Уэйкфилда во время изменения тяготения и установила ничем не объяснимое, на ее взгляд, резкое увеличение частоты пульса. Для сравнения Николь решила воспользоваться параметрами кровообращения доктора Такагиси, учитывая, что они с Ричардом были заняты одним и тем же делом.
Но обнаруженное в записях сердечной деятельности Такагиси удивило ее куда больше. Диастолическое расширение сердца профессора из Японии выявило едва ли не патологические аномалии. Но зонд не выдавал предупреждений. Что случилось? Неужели система Хакамацу способна давать сбои?
После часа упорной работы обнаружились новые странности. Во время последних тренировок перебои в сердце Такагиси начинались дважды. Нарушения имели спорадический и нерегулярный характер. Слишком долгая диастола, свидетельствующая о неправильной работе клапана при заполнении сердца кровью, наблюдалась иногда с интервалом в тридцать восемь часов. Но четыре раза ей встретились отклонения, все-таки указывающие на определенные нарушения функций.
Однако Николь смутили не перебои, а то обстоятельство, что система датчиков за все это время ни разу не выдала сигнала тревоги при наличии явных нарушений функции сердца. Пришлось внимательно пролистать всю медицинскую карточку Такагиси, в особенности ее кардиологический раздел. В бумагах японца сведений о подобных аномалиях не значилось, оставалось предполагать ошибку измерений, не связанную с чисто медицинскими проблемами.
«Значит, если бы система работала как положено, рассуждала она, появление долгой диастолы мгновенно бы вывело сигнал за допустимые рамки, тогда включился бы сигнал тревоги. Но этого не было. Ни в первый раз, ни в последующие. Неужели произошел множественный отказ? Если так, то почему датчики по-прежнему продолжают выдерживать ежедневные проверки?»
Сперва Николь хотела позвонить кому-нибудь из своих ассистентов по службе жизнеобеспечения, чтобы обсудить с ними обнаруженную аномалию, но, поскольку в МКА праздновали Новый год, решила позвонить прямо в Японию доктору Хакамацу. Результаты разговора обескуражили ее. Он без обиняков заявил ей, что наблюдаемый феномен имеет место в организме пациента и никакая комбинация неисправностей в зонде не могла бы выдать столь странные результаты.
— Но почему же ничего не записано в предупреждающий файл? — спросила она у японского инженера-электронщика.
— Потому что не были превышены ожидаемые значения, — отвечал он уверенным тоном. — По каким-то причинам датчики именно этого космонавта были установлены на чрезмерно широкий допустимый диапазон. Вы изучали его историю болезни?
Но когда Николь упомянула, что необъяснимые данные получены зондами, расположенными в теле его соотечественника, космонавта-исследователя Такагиси, обычно сдержанный инженер буквально закричал в трубку:
— Отлично, — выпалил он. — Немедленно все выясню: отыщу доктора Такагиси в Университете Киото и извещу вас о том, что узнаю.
Часа через три на видеоэкране Николь появилась унылая физиономия доктора Сигеру Такагиси.
— Мадам де Жарден, — начал он крайне вежливо, — мне известно, что вы разговаривали с моим коллегой Хакамацу-сан о результатах моих биометрических измерений во время последних тренировок. Не объясните ли вы в порядке любезности еще один раз, что там обнаружилось?
Николь немедленно все высказала своему коллеге, ничего не скрывая, однако заметила, что считает источником ошибки неисправность датчика.
За объяснениями Николь последовало долгое молчание. Наконец японский ученый заговорил вновь, теперь явно встревоженным тоном:
— Хакамацу-сан только что посетил меня в Университете Киото и проверил установленные в моем теле датчики. Он подтвердил, что неисправностей не обнаружено. — Такагиси умолк, погрузившись в себя. — Мне бы хотелось попросить вас еще об одной любезности. Это для меня исключительно важно. Не могли бы вы безотлагательно посетить меня в Японии? Я бы хотел переговорить с вами лично и объяснить некоторые причины обнаруженной вами аритмии.
Николь не могла не видеть честных и открытых глаз Такагиси. Взгляд его явно молил о помощи. И ничего более не уточняя, она согласилась. Место на ночной рейс из Парижа в Осаку было зарезервировано уже через несколько минут.
— В ходе великой войны с Америкой нас не бомбили ни разу, — говорил Такагиси, широким движением руки показывая на город внизу, — он почти не пострадал во время беспорядков 2141 года. Сознаюсь, в данном случае мое мнение окажется несомненно предвзятым, но для меня Киото — самый прекрасный город на свете.
— Многие из моих соотечественников такого же мнения о Париже, — отвечала Николь, кутаясь в пальто. Было прохладно и сыро. Казалось, вот-вот пойдет снег. Она все ждала, когда ее коллега обратится непосредственно к делу. Не затем же летела она за пять тысяч миль, чтобы посмотреть город, хотя храм Киомицу, укрывшийся среди деревьев на вершине холма, действительно представлял великолепное зрелище — с этим спорить не приходилось.