„Почему бы и нет? — наконец решилась Николь, забывая про внутренний голос. — Во всяком случае здесь можно обойтись без папА и Женевьевы“.
И они отправились к временной студии. На другой стороне портика Николь заметила Такагиси. Прислонившись к колонне, он беседовал с тремя японскими бизнесменами в строгих деловых костюмах.
— Минуточку, — попросила Николь у спутников, — я скоро вернусь.
— Таносии син-нэн, Такагиси-сан [19], — приветствовала его Николь. Японский ученый вздрогнул и повернулся к ней с улыбкой. Он представил Николь своим собеседникам, и все поклонами выразили уважение красивой и многого добившейся даме. Такагиси начал вежливую беседу.
— О гэнки дэсу ка? [20] — спросил он.
— Окагэсама дэ [21], — ответила Николь и, склоняясь к уху японского космонавта, зашептала: — В моем распоряжении только минута. Я хотела сказать вам, что, тщательно исследовав все материалы, пришла к тому же выводу, что и ваш личный врач. О подобной аномалии сердца необязательно извещать медицинскую комиссию.
Выражение на лице доктора Такагиси было такое, словно он сию секунду узнал, что его жена разрешилась от бремени здоровым мальчишкой. Он начал говорить что-то приятное Николь, но потом вспомнил, что окружен соотечественниками.
— Домо арригато годзаимас [22], — ответил он уходящей Николь, теплым взглядом выражая всю глубину своих чувств.
Танцующим шагом впорхнув в студию между Франческой и Жюльеном Леклерком, Николь чувствовала себя просто изумительно. Она охотно позировала фотографам, пока синьора Сабатини не известила ее, что камеры подготовлены к интервью. Николь пригубила черносмородинного коктейля с шампанским, не переставая переговариваться с Жюльеном. Наконец она уселась возле Франчески под осветительными лампами. „Как это здорово, — вспомнила Николь короткий разговор с Такагиси, — что я имела возможность помочь этому блестящему ученому“.
Первый вопрос Франчески оказался достаточно невинным. Она спросила Николь, не опасается ли та приближающегося старта в космос.
— Конечно, — ответила Николь и живо описала тренировки, которыми занимался экипаж „Ньютона“, готовясь к полету. Разговор шел на английском. Вопросы следовали один за другим. Николь рассказала, какой видит свою роль в экспедиции, что надеется обнаружить на Раме II („Не представляю, знаю только, что все наши открытия окажутся чрезвычайно интересными“) и как попала в Космическую академию. Через пять минут Николь почувствовала себя раскованно и расслабилась; ей показалось, что они с Франческой попали в тон.
Потом журналистка задала три личных вопроса: об отце, о матери Николь и племени сенуфо в Республике Берег Слоновой Кости [23], третий — об их жизни с Женевьевой. Особых усилий ответ не потребовал. Но к последнему вопросу Франчески Николь оказалась совершенно неподготовленной.
— Фотографии Женевьевы говорят, что ее кожа светлее вашей, — произнесла Франческа тем же тоном и в той же манере, в которой задавала все предыдущие вопросы. — Цвет кожи вашей дочери позволяет предполагать, что ее отец был белым. Кто он?
Николь ощутила учащенное биение сердца. И время словно остановилось. Внезапный поток эмоций вдруг охватил ее, она боялась, что вот-вот заплачет. В памяти всплыло зеркало и ясное отражение в нем двух сплетенных в пылу страсти тел. Николь тяжело вздохнула. Она поглядела вниз, пытаясь вновь почувствовать спокойствие.
„Глупая женщина, — укоряла она себя, сопротивляясь смешанному чувству гнева, боли и воспоминаний о прежней любви, волной нахлынувшему на нее. — Думать надо было“. Снова подступили слезы, и она попыталась успокоиться. Посмотрела на осветительные лампы и на Франческу. Золотые блестки на платье итальянки сами собой сложились в рисунок… или это лишь показалось Николь: голова кошки с горящими глазами и острыми зубами, проглядывающими из чуть приоткрытой пасти.
Наконец, когда, наверное, уже миновала целая вечность, Николь почувствовала, что владеет собой. Она сердито поглядела на Франческу.
— Non voglio parlare di quello, — спокойно отвечала Николь по-итальянски. — Abbiamo terminato questa intervista [24]. — Она встала и, почувствовав, что коленки трясутся, вновь села. Пленка в камерах еще крутилась. Николь глубоко вздохнула. Потом поднялась и вышла из импровизированной студии.