— Должен предупредить тебя, — тихо проговорил Макс, наклонившись к ней через стол, — к нам направляется пара октопауков.
Николь оглянулась. Пауки действительно приближались. Уголком глаза Николь также заметила Большого Блока, сделавшего шаг к их столу.
— Привет, Николь, — цветовые полосы побежали вокруг головы первого октопаука. — Я помогал Синему Доктору в госпитале Изумрудного города. Хотелось бы еще раз поблагодарить за твою помощь…
Николь попыталась разглядеть какую-нибудь знакомую отметину.
— Прости, — сказала она дружелюбным тоном, — что-то не узнаю…
— Ты звала меня Молочным, поскольку в то время я выздоравливал после операции на линзе, и в ней было много белой жидкости…
— Ах да, — улыбнулась Николь. — Теперь я вспомнила, Молочный… Кажется, мы однажды беседовали о старости? Как я помню, ты не очень-то верил, что люди живут до старости независимо от того, полезны они или нет, и умирают естественной смертью.
— Правильно, — ответил Молочный. — Я не хотел мешать вам обедать, но мой друг жаждал встречи с тобой.
— Чтобы поблагодарить, — проговорил его спутник, — за все хорошее… Синий Доктор утверждает, что ты была примером для всех нас…
С мест начали подниматься другие октопауки. За первыми двумя образовалась цепочка. На их головах прочитывались цветные слова благодарности. Николь была глубоко тронута. По предложению Макса она встала и заговорила, обращаясь ко всей цепочке:
— Спасибо всем вам за теплый прием. Мне он действительно нужен… Надеюсь, что сумею переговорить со всеми, пока мы живем здесь вместе.
Посмотрев направо вдоль линии октопауков, Николь заметила возле себя Элли и Никки.
— Я пришла, как только узнала, что ты здесь, — Элли подошла к матери и поцеловала ее в щеку. — Могла бы и догадаться заранее, — она улыбнулась, обнимая Николь. — Я люблю тебя, мама. Мне так не хватало тебя.
— Я объяснила Совету, — проговорила Наи, — что вы только что появились здесь и еще не понимаете причин бойкота. Думаю, они удовлетворены.
Наи открыла дверь, и Николь последовала за ней в прачечную. С помощью сушильных и стиральных машин, которые они видели в Новом Эдеме, инопланетяне, спешно организовавшие Гранд-отель, устроили возле кафетерия прачечную самообслуживания. В большой комнате находилось еще две женщины. Наи преднамеренно отправилась в дальний угол комнаты, чтобы переговорить с Николь с глазу на глаз.
— Я попросила вас сходить со мной сюда сегодня, — промолвила Наи, приступая к сортировке белья, — потому что хочу переговорить о Галилее…
— Она помедлила в нерешительности. — Простите меня, Николь, но я — заинтересованная сторона… и я не уверена…
— Что ж тут странного, Наи, — негромко ответила Николь. — Я понимаю… Не забудь, что я тоже мать.
— Николь, я в отчаянии, — продолжала Наи. — Я нуждаюсь в вашей помощи… Ни одно из прежних событий в моей жизни, даже убийство Кэндзи, не повлияло на меня подобным образом… Беспокойство за сына снедает меня, даже медитация не приносит мне мира.
Наи разделила одежду на три кучки. Она положила их в три различные стиральные машины и вернулась к Николь.
— Видите ли, я первой соглашусь, что поведение Галилея заслуживает осуждения… после долгого сна, когда нас перевели сюда, он очень медленно начинал сходиться с остальными… Он не пожелал посещать занятия, которые Патрик, Элли, Эпонина и я устроили для детей, и ничего не делал по дому… Галилей стал мрачным и грубил всем, кроме Марии. Он никогда не разговаривал со мной о своих чувствах… Ему нравилось только ходить в физкультурный зал и наращивать мускулы… в конце концов он очень возгордился своей физической силой.
Наи помедлила какое-то мгновение.
— Николь, Галилей у меня неплохой, — извиняясь, проговорила она. — Он просто ничего не понял… Он отправился спать в шестилетнем возрасте, а проснулся в двадцать один — с телом и желаниями молодого человека…
Она смолкла. Слезы наполнили ее глаза.
— Разве мог он понять, как следует поступать… — с трудом выговорила Наи. Николь протянула ей обе руки, но Наи отклонила объятия. — Я старалась как могла, но ничем не сумела помочь ему, — печальным тоном продолжала Наи. — Просто не знаю, что делать… я боюсь, что теперь уже слишком поздно.
Николь вспомнила собственные бессонные ночи в Новом Эдеме, бесконечные слезы о Кэти.
— Я все понимаю, Наи, — проговорила она негромко. — В самом деле понимаю.
— Один только раз, — произнесла Наи после паузы, — сумела я заглянуть под холодную маску, которую Галилей носит с такой гордостью… Это было посреди ночи, после случая с Марией, он как раз вернулся от Большого Блока. Мы были вдвоем в коридоре. Он плакал и колотил по стене… — Я же не хотел причинять ей боль, мама, поверь мне, — кричал он. — Я люблю Марию… Я просто не мог остановиться.