Шанкарамма посетила множество храмов и святых мест. Она во что бы то ни стало жаждала испытать истину, а это, она знала, возможно, только у стоп гуру. Обсуждать с кем-либо это желание или это знание было не в её правилах. Но мог ли гуру Рамана заставлять её и дальше маяться? Вскоре её брат взял её с собой на Аруначалу посетить храм Аруначалешвара. И что же там произошло? Брат и сестра поклонялись Господу в форме лингама в святая святых храма, когда священник вдруг ни с того ни с сего заметил: "А, значит, вы пришли воздать почтение Рамане Махарши!" Шанкарамма слышала это имя впервые в жизни. Однако, она впала в экстаз и на несколько секунд потеряла ощущение тела. Её брат понял это и отвёл её в Раманашрам.
Когда Шанкарамма предстала перед Бхагаваном, он посмотрел на неё с милостивой улыбкой, которая, казалось, вопрошала: "Где же ты была так долго?" Многие другие преданные также утверждали, что именно это читалось во взгляде Бхагавана. Шанкарамма нашла в Бхагаване все атрибуты джняни, или реализованной души, описанные в Кайвалья Наванитам и Йога Вашиште. С самого первого взгляда она знала, что это Бог в форме человеческого существа. Когда Бхагаван ей улыбнулся, она также была уверена, что это её гуру. Чтобы пережить истину, ей нужен был гуру, и вот, наконец, она в его присутствии. Этот вид экстаза описан в Кайвалья Наванитам и Йога Вашиште как высшее состояние реализации, ибо это состояние, в котором нет мыслей — только мысли, данные мастером. Шанкарамма решила остаться в ашраме и служить своему гуру всю оставшуюся жизнь.
Шанкарамма никогда в жизни ни о чём не просила, даже своего брата. Это по его инициативе они посещали различные храмы и святые места. Она следовала предписаниям индуистской культуры, которая гласит, что сестра должна подчиняться брату. Теперь же, впервые в своей жизни, она почувствовала, что должна кое о чём попросить. Она сказала: "Братец, оставь меня здесь, я буду служить моему гуру." Брат понял её. Он пошёл в офис ашрама. Сарвадикари Чинна Свами был там и выглядел довольно обеспокоенным, обсуждая серьёзный вопрос с персоналом. Дело было в том, что повариха Шантамма должна была на некоторое время покинуть ашрам. Они ломали голову, кто же будет готовить еду, когда так много посетителей и ожидаются важные гости. То была милость Бхагавана! Когда брат Шанкараммы сказал Чинне Свами, что его сестра хочет остаться в ашраме, Чинна Свами тут же спросил: "Она будет готовить?" Шанкарамма с радостью согласилась и с тех пор осталась в ашраме.
Шанкарамма много раз находилась рядом с Бхагаваном, так как он часто заходил на кухню. Она была счастлива, поскольку Бхагаван был прекрасным образцом джняни. Каждое его движение было красивым и совершенным — его взгляд, походка, жесты, даже то, как он держал чашку. Всё время пребывая в состоянии внутреннего блаженства, Шанкарамма всегда держалась в тени. Вот почему её имя не упоминается ни в одной записи. Когда Чалам индивидуально опрашивал и фотографировал каждого работника кухни, она ему не позволила. Вечная радость была её неизменным состоянием, будь то за работой, или молча сидя в углу кухни. Она всегда была в покое.
После окончания института в 1956 году я оставался в Раманашраме, пока не нашёл работу. В то время мне было двадцать лет. Прошло два года, а работы у меня всё ещё не было. Бхагаван взял меня на воспитание! Меня просили ухаживать за преданными, святыми и мудрецами, приходившими в ашрам. Мой школьный учитель Т. К. Сундареша Айер взял на себя роль обучать меня этому. Он не только представлял меня святым и мудрецам, он также знакомил меня со старыми преданными Бхагавана. Тогда я и приметил Шанкарамму, которой в то время было за шестьдесят. Она всегда сидела в углу, говорила очень мало. (Вообще-то, она также мало говорила и с Бхагаваном, когда он был ещё в теле. Тому была причина: Бхагаван изливал на неё свою милость просто своим взглядом, поэтому не было нужды в словах.) Она была худой, физически непривлекательной темнокожей женщиной со строгими манерами; не общительной, поэтому никто к ней не подходил. Несмотря на всё это, а может, благодаря милости Бхагавана, меня она всегда привлекала. Иногда я заходил на кухню и садился рядом с ней, но она продолжала молчать. Наконец, однажды, я попросил её: "Расскажите мне о Бхагаване." Я настаивал, пока, наконец, она не разговорилась.
Она рассказывала: "Прямым учением Бхагавана было молчание. Он учил Самоисследованию тех, кто не мог постичь его молчания; поэтому, что касается его учения, Самоисследование в действительности занимает второе место. Он передавал учение молчания просто своим наполненным милостью взглядом. Никогда не было необходимости говорить с Бхагаваном. Он взращивал во мне зрелость постепенно и неуклонно. Все преданные Бхагавана превозносят его взгляд милости; однако, даже этот взгляд был лишь внешним выражением его внутренней тишины. Тишина была состоянием Бхагавана, и его прямое учение было только через тишину. Те, кто получил его послание через тишину, уже больше никогда не задавали вопросов, а тем более не нуждались в наставлениях. Как можно в словах выразить непостижимую работу Бхагавана через молчание?"