И вновь она почувствовала, что груз работы, навалившийся на неё на кухне, мешает ей медитировать. Мастер понял её мучения и сказал ей однажды: "Похоже, вы всё ещё страстно желаете медитировать." Она ответила: "Да, Бхагаван! Но что у меня есть, кроме бесконечной работы на кухне?" Бхагаван улыбнулся ей и сказал: "Ваши руки могут выполнять работу, а ваш ум может оставаться в покое. Вы есть то, что никогда не движется. Осознайте это, и вы найдёте, что работа это не напряжение. До тех пор, пока вы думаете, что вы это тело, и это вы выполняете работу, вы будете чувствовать, что ваша жизнь бесконечная каторга. Но по сути, это ум напрягается, не тело. Даже если ваше тело спокойно, спокоен ли ваш ум? Даже во сне ум занят своими снами!" Она спросила: "Почему я не могу всегда помнить, что я не тело?" Бхагаван улыбнулся и ответил: "Потому что оно вас ещё не достало!"
Суббалакшмиамма часто постилась, так как прочитала в одном древнем тексте: "Тот, кто хочет познать себя, и всё же уделяет внимание телу, похож на человека, который доверяется крокодилу перевезти его через реку." Она показала этот отрывок Бхагавану. Он сказал: "Это не значит, что вы должны голодать. Не обязательно мучить тело. Это означает только, что не нужно давать телу больше, чем ему необходимо. Умом придерживайтесь исследования, и просто поддерживайте жизнь в теле, чтобы оно не становилось помехой. Для этого чистая, свежая пища, просто приготовленная и в умеренном количестве — большое подспорье." В другой раз, когда она спросила разрешения Бхагавана надеть оранжевую робу санньясина и просить еду, Бхагаван строго сказал ей: "Даст ли вам цветная одежда отречение? Сперва узнайте, что значит санньяса."
Однажды группа людей сидела перед Бхагаваном и пела гимн во славу гуру. Бхагаван поднялся посреди песни и ушёл, сказав: "Молитвы и восхваления ни к чему не приведут. Истинной мудростью награждает только милосердный взгляд гуру." Суббалакшмиамма гордилась тем, что не один раз сполна получила милость взгляда Бхагавана. Но на следующий день Бхагаван повернулся к ней и неожиданно проговорил: "Пока не станете как шестимесячный младенец, не надейтесь войти в царство истинной мудрости."
Суббалакшмиамма вспоминала: "Жить рядом с Бхагаваном само по себе было настоящей садханой. С ним всегда было так. Кто бы ни подходил к нему, он спускался на его уровень; его слова и жесты, даже интонации голоса адаптировались под уровень людей вокруг него. С детьми он играл; с семьянинами был мудрым советчиком, с пандитами — источником знания, с йогинами — богом победы. Он видел себя в них, а они видели себя в нём, и их сердца привязывались к его стопам вечной любовью. Он излучал поразительное ощущение единства одним своим присутствием — как огонь распространяет свет." Она добавила: "Бхагаван был самим воплощением мудрости и доброты — хотя он не запоминал наши недостатки и ошибки, он заставлял нас следовать его инструкциям буквально. Нам приходилось выполнять одно и то же задание снова и снова, пока он не был полностью удовлетворён. Делал ли он это для себя? Для чего ему это? Он хотел доказать нам, что мы можем делать вещи правильно, и что только недостаток внимательности и терпения приводит к беспорядку. Иногда он, казалось, бывал строг, даже резок, так как знал то, чего не знали мы: что мы способны действовать правильно, если только попытаемся. С опытом приходит уверенность, а с уверенностью — великий покой праведности. Каким превосходным учителем труда и мудрости был Бхагаван!"
Чтобы описать глубину их взаимоотношений как гуру и ученика, Суббалакшмиамма рассказывала: "В его присутствии каждый момент мы чувствовали, что он Бог. Даже этим чувством мы обязаны его милости, так как он время от времени показывал нам, кем он на самом деле был — Всемогущим Господом, а не той человеческой формой, к которой мы привыкли. Наша любовь к нему, отражение его любви, приковала нас к его стопам и заставила нас остаться с ним. Ради него мы покинули домашний очаг и все наши земные узы. Мы лишь знали, что с ним мы в безопасности, что каким-то чудесным способом он приведёт нас к нашей цели. Он сам был нашей истинной целью — нашим домом."
Мне посчастливилось быть с ней очень близко. В то время я был круглолицым двухлетним малышом. В отличие от моих застенчивых братьев, я был довольно бесстрашным и без колебаний подходил к людям не из семьи. Все кухарки играли со мной и тютюшкались. Однажды Суббалакшмиамма вывела меня из кухни, усадила к себе на колени и накормила обедом. Я крепко сжимал в руках два манго. Вдруг огромный самец обезьяны, который приметил манго, направился в мою сторону. В страхе я отвернулся к Суббалакшмиамме. Она пришла мне на выручку. Обхватив меня своими руками, она защитила меня от обезьяны. Она прекрасно сознавала, какой опасности подвергается, и самец, как и следовало ожидать, в ярости откусил часть плоти с её руки. Истекая кровью, она передала меня кому-то другому. Все боялись бешенства, так как в то время от него не было противоядия. Но, слава богу, с ней ничего не случилось. Её госпитализировали, и до конца жизни на руке у неё остался глубокий шрам. Я, разумеется, забыл об этом случае.