Что касается Нараяны Айера, я не уставал задавать ему вопросы. Я хотел знать, получил ли он какую-нибудь упадешу (специальное учение) от Бхагавана; я также хотел знать, жил ли он согласно этим учениям. Нараяна Айер сказал: "Ганеша, Бхагаван дал мне эксклюзивную упадешу. Личные наставления Бхагавана всегда имели для меня абсолютную ценность; они становились моей второй натурой, так сказать." То, что он сказал потом, очень важно: "Я объявил Бхагавану, что ничего не знаю из Веданты. Я также не могу практиковать необходимые самоограничения, так как являюсь домохозяином. Я умолял Бхагавана помочь мне, показав путь к реальности либо саму реальность. Я также откровенно признался Бхагавану, что его метод Самоисследования слишком труден для меня. Бхагаван милостиво повернулся ко мне и сказал: 'Нараяна Айер, вы знаете Улладу Нарпаду? Она несёт в себе чистую истину. Она имеет дело с чистой истиной и объясняет чистую истину. Продолжайте читать её стих за стихом. Слова этих стихов со временем исчезнут, и чистая истина — сат или улладу — словно змея, сбросив кожу, одна воссияет, обнажая своё великолепие.' Вот моя садхана, Ганешан, и я постоянно это делаю. Я повторяю Улладу Нарпаду, в любую свободную минуту." Я слушал зачарованный.
Однажды я спросил Канакамму (старую преданную Бхагавана, которая покинула тело на джаянти Бхагавана 1 января 2010 года в зале самадхи Бхагавана) о Нараяне Айере, и она рассказала о нём следующее: "Нараяна Айер родился в богатой семье, но был совершенно простым человеком. Его жена разделяла его взгляды и жила так, как того хотел её муж. Находясь дома, он часто распевал Улладу Нарпаду во весь голос. Он содержал коров и занимался садоводством, так как его глубоко интересовали эти занятия. Когда корова рожала телёнка, он полностью уделял внимание как корове, так и телёнку. Во время родов он распевал Улладу Нарпаду. Жена Нараяны Айера однажды полушутя сказала мне, что эксклюзивное право получать внимание Нараяны Айера во время родов принадлежало коровам, и никогда не распространялось на неё, мать восьмерых детей!"
Преданность Нараяны Айера учениям и наставлениям Бхагавана и их воплощение в жизнь были скрупулёзными и тотальными. Однажды я спросил его: "У вас было какое-либо сомнение, которое Бхагаван полностью уничтожил?" Из сочувствия он рассказал следующий случай: "Я сидел возле кушетки Бхагавана. Меня ставило в тупик древнее учение о том, что всё есть майя, иллюзия. Я недоумевал, как Бхагаван, сидящий на кушетке и деревянный барьер между ним и мной могли быть ненастоящими. Я спросил Бхагавана, на самом ли деле мы все нереальны и не существуем. Бхагаван засмеялся и спросил меня, видел ли я сон прошлой ночью. Я сказал, что видел, и мне снились спящие люди. Тогда Бхагаван сказал: 'Представьте, что я попрошу вас пойти в сон, разбудить тех людей и сказать им, что они все нереальны. Не будет ли это абсурдом? Вот так сейчас всё для меня. Будьте уверены, что нет ничего, кроме сновидящего. Поэтому, в чём смысл вопроса о реальности или нереальности людей во сне? Более того, в чём смысл разбудить их и сказать им, что они нереальны? Мы все нереальны. Почему вы сомневаетесь? Реально только ТО.' После этого объяснения у меня абсолютно не было сомнений в нереальности этого мира. Я мог постоянно чувствовать его нереальную природу." В другой раз Бхагаван сказал Нараяне Айеру: "Всё нереально, подобно объектам во сне. Однако на определённой ступени существует истина, или реальность, и мир нереальности. Там джняна пробуждённого человека будит 'других' к факту, что то, что они видят и чувствуют, нереально, а реальность это их собственная суть. Это можно сравнить с тем, когда слону снится лев, и он, внезапно проснувшись, видит, что лев нереален и что реален один слон. Слон это индивид (джива), сон это нереальный мир, а лев это гуру или джняни. Гуру это связующее звено между реальным и нереальным." В другой раз Нараяна Айер передал мне слова Бхагавана: "Нет джняни, нет реализованного человека. Есть только мудрость. Есть только джняна."
Нараяну Айера назначили суб-регистратором в другом городе. Это означало, что он не мог посещать Бхагавана, когда захочет; он как грудной ребёнок, жаждал вернуться назад к матери. Так как в те дни почти не было автобусов или такси, иногда Нараяна Айер добирался до Бхагавана и обратно на попутках. Однажды он пришёл в ашрам в восемь тридцать вечера. У него был дом напротив ашрама, но он поспешил в ашрам, даже не приняв ванны или пищи. Остановившись у офиса ашрама, чтобы засвидетельствовать почтение Ниранджанананде Свами, сарвадикари, который что-то с кем-то обсуждал, Нараяна Айер был удивлён, потому что обычно люди в ашраме ложились спать в восемь. Сарвадикари подозвал его и сказал: "Нараяна Айер, подойдите! У нас несчастный случай: Бхагаван сломал ключицу. Поэтому мы вынесли его кушетку из Старого Холла и поместили её между Холлом и малым колодцем. Поклонитесь ему с расстояния и затем уходите. Не беспокойте его." Нараяна Айер вспоминал: "Если бы они не упомянули, что у Бхагавана перелом, я бы даже туда не пошёл. Но зная об этом, мог ли я туда не пойти?" Повинуясь инструкциям Ниранджанананды Свами, он подкрался по-кошачьи и простёрся Бхагавану в отдалении. Но Бхагаван позвал его: "Нараяна Айер, идите сюда!" Он удивился, поскольку думал, что остался не замеченным. Затем Бхагаван продолжил: "Нараяна Айер, я гляжу, вы пытаетесь не шуметь!" Потом, лёжа на кушетке, он сказал страннейшую вещь: "Нараяна Айер, подойдите, сядьте рядом со мной." Наверное, он был вторым человеком, который сидел рядом с Бхагаваном на его кушетке. (Первым был я, но я был всего лишь ребёнком — мне тогда было, возможно, полтора года.) Бхагаван сказал: "Местный доктор сказал, что повязку нельзя смещать. Я хочу поговорить с вами, сядьте рядом." Нараяна Айер испугался, что сарвадикари разразится гневом, если увидит его сидящим на кушетке Бхагавана, но за долю секунды он преодолел этот страх и подошёл к Бхагавану. Когда он сел, Бхагаван продолжил: "Этим утром я шёл на гору. Собака погналась за белкой, я преградил ей дорогу своим посохом, поскользнулся и сломал ключицу. Преданный, который был также местным костоправом, сделал мазь из листьев и чёрного нута и намазал больное место, умоляя, чтобы я не двигал рукой." Нараяна Айер был очень тронут тем, что Бхагаван уделил столько же внимания трудному положению белки, сколько просьбе своего преданного костоправа.