Я однажды спросил его: "Вам когда-нибудь казалось, что просто фотографировать недостаточно?" Д-р ТНК признался: "Иногда я спрашивал себя, не смешно ли я выгляжу, слишком много внимания уделяя фотографированию его формы, когда учение Бхагавана было 'я не есть тело'. не гоняюсь ли я за тенью и пытаюсь увековечить её? Но почему-то, пока я видел его глазами, учение не представляло для меня важности. Я видел его персону и чувствовал притяжение к ней. Он был важнее для меня, чем его учение. Каждое малейшее движение, каждое его действие и жест я очень высоко ценил, и они всегда несли в себе аромат божественного. Просто наблюдать за ним, не важно, что он делает, доставляло высшее удовольствие."
Как упоминалось ранее, д-р ТНК был не только хорошим фотографом, но и успешным врачом. Он лечил многих из элиты Ченная, особенно известных киноактёров, знаменитых классических певцов и других популярных граждан. Но он пришёл к Бхагавану и служил ему, так мог ли Бхагаван оставить его без духовной награды? Мог ли он оставить его просто хорошим фотографом и успешным доктором с бурной практикой? Поэтому в течении последних дней своей болезни, Бхагаван заставил д-ра ТНК оставаться с ним и служить ему.
Годы спустя я попросил его описать последние моменты земной жизни Бхагавана. Слёзы покатились по его щекам и дыхание сбилось от эмоций. Он не мог произнести ни слова. Поэтому я попросил его записать это и дать мне. Вот что он написал: "Я был удостоен редкой чести оставаться с Махарши во время его последних дней. Прекрасно осознавая, что его конец близок, мне было очень интересно увидеть, какое послание он оставит для нас. Неужели он не скажет слов утешения? Неужели он не оставит после себя руководства для нас? Было действительно грустно наблюдать, как страдает его тело, но загадочным было его отношение к этому. Он описывал все боли и мучения, словно это было вовсе не его тело. Возникал вопрос, страдает он или нет. Как он мог описывать боль и муку так точно и локализировать их в теле, и тем не менее, быть незатронутым ими? 'Сильная, невыносимая головная боль', рапортовал он, когда его почки стали давать сбои. Махарши никогда не описывал симптомы субъективно. Вечером последнего дня Махарши попросил помочь ему сесть и принял позу что-то вроде падмасаны. Его дыхание стало напряжённым и тяжёлым. Дежурный доктор хотел приложить к его лицу кислородную маску, но Махарши отмахнулся от неё. Снаружи небесный хор пел 'Аруначала Шива, Аруначала Шива'. собравшиеся стояли молча. Посмеет ли коснуться его физическая смерть? Нет! Это невозможно. Произойдёт чудо. Так думали все. Атмосфера была напряжённой от эмоций, страха и ожидания. Кто-то плакал. Очень спокойно у Махарши вдруг как бы чуть перехватило дыхание и тело застыло. Одновременно с последним вздохом Махарши небо пересёк метеор. Мы едва осознавали, что произошло. Это физическое тело оставило нас навсегда. Эта дарующая блаженство улыбка больше не поприветствует нас. Эта божественная форма больше не будет украшать ашрам."
Когда я бывал у д-ра ТНК дома, он вёл меня наверх и рассказывал о Бхагаване. "Что вы делали после того, как Бхагаван покинул тело?" спросил я его. Он ответил: "Тела Бхагавана, которому я поклонялся, больше не было. Это сильно меня потрясло. Это был шок. Неужели я упустил возможность всей жизни усвоить прямое учение от просветлённого человека? Я не делал ничего в направлении духовной практики. Неужели я потерял всё время, делая фотографии, когда должен был взяться за практику и попытаться понять его учения в его непосредственном присутствии? Нет, сказал я себе, это не может быть правдой. Я был уверен, что получил какую-то милость от Махарши. Он каким-то образом ещё здесь — нам только нужно научиться чувствовать его присутствие как бесформенный субстрат. Он никогда не оставит нас, ибо он сам заявил, что не уходит. Он всеведущ. Потом я начал изучать его учения и начал видеть истину в них. Некоторые изречения тронули меня и заставили чувствовать, что я в его присутствии, слушаю его. Я приободрился. Чем больше я читал, тем ближе и понятнее становился для меня Махарши. Его учение пульсировало жизнью. Я начал понимать его, оно смешалось с моим существом и стало моим собственным." Когда он это произнёс, я немедленно припал к его стопам и воскликнул: "Доктор, благословите меня!" Я знал, что он пребывает в том безупречном состоянии внутреннего спокойствия, мира и совершенства, хотя он был одет в западный костюм со стетоскопом вокруг шеи.
Однажды в ашрам приехала супружеская пара из Нью-Йорка. Они хотели знать, есть ли ещё реализованные существа после Бхагавана. Я ответил: "Я могу показать вам одного человека, но узнаете ли вы в нём реализованного?" Они ответили, что приложат все усилия. Я сказал им, что он не здесь в Раманашраме, а в Ченнае, и что он не носит охряных одеяний и не побрит налысо. Я также предупредил их, что он будет одет по-западному. Не оробев, супруги попросили меня отвезти их к нему. И я повёз их к д-ру ТНК в Ченнай. Увидев доктора, я тут же простёрся перед ним. Весь его дом был полон изображений Бхагавана. Он показал супругам дом и предложил подарить им любую понравившуюся фотографию. Они выбрали ту, которую прежде не видели в Раманашраме. Д-р ТНК сразу же снял её со стены и вручил им. Потом он сказал: "У этого снимка есть история. Для обряда имянаречения моего второго сына было приготовлено празднование и пуджа. Я хотел назвать его Рамана. Моя жена была против. Она говорила: 'По традиции ты должен дать ему имя моего отца, так же, как ты назвал нашего первого сына в честь своего. Тогда я не могла возразить, и неохотно согласилась.' Во время церемонии по традиции я накрыл сына полотном и уже собрался прошептать ему в ухо имя отца моей жены. Внезапно эта фотография в рамке упала со стены прямо мне на спину. Для меня это было, как если бы Бхагаван сам сказал мне: 'Дай ему моё имя.' Так я нарёк его Рамана!"