Выбрать главу

В 1914 году, когда мать Бхагавана серьёзно заболела, Бхагаван написал четыре стиха Аруначале, моля, чтобы он поглотил её. В третьем стихе он молит: "Аруначала! Ты сияющее пламя мудрости! Благоволи обернуть мою мать своим светом и сделай её единой с собой." Когда Мать покинула тело в 1922 году в Скандашраме, именно это и произошло. С дядей Шиварама Реддияра Бхагаван утверждал то же самое, когда объявил: "Он пришёл сюда, чтобы слиться с Аруначалой." Позже вечером после семичасового обеда Бхагаван, Б.В.Нарасимха Свами и несколько других преданных пошли прямиком в хижину Кришна Реддияра. Бхагаван сел рядом с ним, положив руку ему на голову. Б.В.Нарасимха Свами запел бхаджаны, а Рамакришна Свами и Кунжу Свами начали медитировать. Через какое-то время Рамакришна Свами и Кунжу Свами стали просить Бхагавана и Б.В.Нарасимху Свами уйти, так как было уже поздно. Бхагаван пристально посмотрел на Кришну Реддияра и вышел. В четыре утра Рамакришна Свами и Кунжу Свами доложили Бхагавану о его смерти. Особые указания Бхагавана, как и где его похоронить, были в точности исполнены. Вспоминая всё это, Шиварама Реддияр заключил: "Именно благодаря благословению моего дяди я смог постоянно оставаться в Раманашраме и служить Бхагавану."

Я спросил Шиварама Реддияра: "Вы кажетесь настолько уравновешенными в тишине и спокойны, что я чувствую то же самое, находясь рядом с вами. Но в то же время вы выглядите как совсем обычный человек. Что с вами случилось? Расскажите мне." Он ответил: "Ничего. Я такой же обычный, как и все." Я не успокаивался. День за днём я донимал его: "В вас есть что-то особенное. Пожалуйста, расскажите мне, что это?" Так как он не уступал, я сменил тактику: "У вас никогда не было сомнений в духовных вопросах?" Это сработало. Вот что он рассказал: "До 1931 года я двадцать лет старательно практиковал тарака мантру и десять лет шанмуки упасану. В результате я переживал свет вокруг себя, а также чувство радостного возбуждения. Тем не менее, глубоко внутри я испытывал сомнения в реальности этого состояния. В 1934 году я с почтением выложил это сомнение перед Бхагаваном. Бхагаван был довольно милостив, и ответил: 'Да, это состояние нидидьясаны. Ты слышал, как гуру инструктирует тебя, это сравана. Ты впитал его учение, что есть манана, и теперь переживаешь его, что есть нидидьясана. Но это всё ещё на уровне трипути, тройственной иллюзии видящего, видимого и видения. Ты должен пойти дальше и выяснить, кто этот 'я', который переживает свет и возбуждение. Свет и возбуждение существуют для кого-то. Выясни, кто это.'" Шиварама Реддияр продолжил: "Ещё до того, как Бхагаван объяснил это мне, я знал о трипути и необходимости его трансценденции. Но только в присутствии сатгуру смог я ухватить практический смысл этого, как реальный, живой опыт. Раз! И переживание 'я' ['I'], превосходящее трипути, снизошло на меня, и меня охватило то высшее состояние могущественной тишины. Это было моё конечное посвящение. С тех пор состояние благодати продолжается непрерывно." В течении тридцати лет с 1934 года он работал в книжном хранилище как управляющий с ограниченными обязанностями по упаковке и продаже, которые он привык выполнять сам. Подобно необыкновенному светильнику, он жил всегда в этом состоянии внутреннего света. Я был его помощником четыре счастливых года. Для меня было глубоким и проникновенным опытом работать рядом с человеком, пребывающим в изначальной реальности сознательно, всё время. В присутствии этой реальности я чувствовал ещё большее почтение к Шиварама Реддияру, который был так щедро благословлён Бхагаваном.

В 1960 году, придя в ашрам, я по собственному почину взял на себя три обета. Я думал, это важно для ведения духовной жизни. "Я не буду прикасаться к деньгам, я не буду писать своё имя и я не буду смотреть на женщин." Когда среди весьма редких посетителей появлялась женщина или семейная пара, я вставал и уходил. Вечером, составляя отчёт, я помогал Реддияру подводить счета, но выручку ему приходилось считать самому, так как я не притрагивался к наличным. Кроме того, когда дело доходило до выписывания счетов или квитанций, я заполнял детали, но подписывать давал ему. Я не знал, что он всё это подмечает. Реализованные люди не спешат с выводами и не судят других — он молча наблюдал за мной три или четыре месяца. Я спал на открытом воздухе перед самадхи Бхагавана, а он спал под соломенным навесом перед книжным складом. Он любовно звал меня 'Ганешу'. Одним вечером, часов в девять, он подозвал меня: "Ганешу, поди-ка сюда." У него были ужасные приступы астмы. Когда они случались, он звал меня, и я нёсся к нему, стараясь оказать любую мелкую помощь, которую мог. Я думал, что у него снова приступ и поспешил к нему. "Сядь рядом", сказал он мне. "Я наблюдаю за тобой все эти месяцы. Ты не прикасаешься к деньгам, ты не подписываешь счетов и, когда к нам заходит женщина любого возраста, ты убегаешь. Что с тобой такое?"