В то время как Лакшмана говорил это Раме, Вибхишана, расположив войска в надлежащих местах, пришел сюда в сопровождении своих четырех советников и увидел Раму, обеспамятевшего от горя, и обезьян, проливающих слезы. Вибхишана, пораженный, спросил: «Что это?» И сын Сумитры стал рассказывать ему об увиденном Хануманом. Тогда Вибхишана прервал его и сказал, обращаясь к Раме: «О царь, то, о чем поведал тебе сокрушенный скорбью Хануман, я мыслю невозможным. Равана не умертвит Ситу; он никогда не согласится расстаться с тою, ради которой он подверг себя и свой народ страшным бедам. То была не Сита; то был призрак ее, созданный чарами Индраджита, обманувшего обезьян.
А сейчас коварный сын, Раваны отправился в священную рощу Никумбхила; там приносит он жертву богу огня, чтобы заклясть свое оружие и стать непобедимым в битве. О потомок Рагху, стряхни с себя эту напрасную печаль, навеянную обманом! Видя тебя, повергнутого в скорбь, все войско упало духом. Мы должны непременно помешать жертвоприношению Индраджита. Пошли туда Лакшману с войском, пусть он помешает обряду; иначе великая беда может постичь нас, и мы никогда не победим сына Раваны».
А Рама, ошеломленный горем, слушал и не мог уразуметь смысл слов Вибхишаны. И он промолвил: «О властелин ракшасов, повтори снова то, что ты сказал». И снова Вибхишана повторил свои речи. «Мы все погибнем, если Индраджит завершит свой обряд», — сказал он.
И Рама, воспрянувший духом, повелел Лакшмане идти с Вибхишаной и с войском, предводительствуемым Хануманом и Джамбаваном, к роще Никумбхила и убить Индраджита. Завидев впереди войско ракшасов, Вибхишана сказал Лакшмане: «Повели обезьянам напасть на вражескую рать — тогда Индраджит придет на выручку своим, прервав обряд». И Лакшмана стал осыпать ракшасов стрелами, а обезьяны и медведи, искусно сражающиеся древесными стволами и камнями, возглавляемые сыном Ветра и Джамбаваном, обрушились на неприятеля. Тучи камней и бревен, стрел и дротиков взвились в воздух с той и другой стороны, затмив небо над головами сражающихся. Жестокая и кровопролитная битва началась вблизи священной рощи Никумбхила.
Хануман, держа в руках огромное дерево, бился впереди своего войска. Каждым ударом поражал он насмерть сотни ракшасов, невзирая на ливни стрел, которыми осыпали его враги.
Словно лесной пожар деревья, истреблял он ракшасов сотнями и тысячами, тесня и опрокидывая ряды их войска. Со всех сторон окружили его враги; они бросались на него, разя его копьями, и мечами, и топорами, и железными палицами; но не могли укротить его неистовой мощи и сами падали под его ударами или обращались в бегство, роняя оружие.
Тогда Индраджит появился из лесной полутьмы и, узрев избиение своей дружины, взошел на колесницу, не докончив обряда, и поспешил на выручку ракшасам. Вибхишана указал на него Лакшмане и сказал: «Это Индраджит, сын Раваны, мчится на колеснице, чтобы отразить бешеный натиск Ханумана. Ты должен убить его, прежде чем он довершит жертвоприношение и станет невидимым даже самим богам».
И Вибхишана указал Лакшмане путь в роще Никумбхила к месту жертвоприношения Индраджита. Оба героя вступили под сень леса, мрачного, подобного темным грозовым облакам. «Здесь, под этим деревом, сын Раваны приносит жертвы духам, — сказал Вибхишана, указывая на огромное дерево ньягродха, широко раскинувшее свои ветви над землею. — Здесь мы подождем его возвращения». И Лакшмана стал возле дерева, натянув свой лук в ожидании сына Раваны.
Вскоре Индраджит показался на своей огненной колеснице, запряженной черными конями, одетый в золотую кольчугу, с мечом в руках. Лакшмана выступил при его приближении из-под дерева ньягродхи и вскричал: «Защищайся! Я вызываю тебя на бой». А сын Раваны, увидев рядом с Лакшманой Вибхишану, обратился к нему с речами, исполненными злобы: «Рожденный в роду ракшасов, ты, брат моего отца, почему восстаешь против твоего племянника, о бесчестный? Отрекшись от родных, ты предпочел стать слугою их врага. О неразумный, знай, что предавшему своих не доверяет и новый его господин и уничтожает его, когда достигает своей цели».
Вибхишана отвечал сыну своего брата: «О ракшас, ты говоришь так, словно не знаешь меня. Рожденный в племени бродящих в ночи, я по природе своей никогда не был ракшасом. Нет мне радости в ужасном, и не люба мне несправедливость. Грабеж, похищение чужих жен, устрашение народа, убийство, гордость, гнев, враждебность, взбалмошность, восстание против богов — от всего этого, ставшего уделом моего брата, я отрекся, как от греха. Все это навлечет неизбежную гибель на Ланку, на отца твоего и на тебя. Ты молод и высокомерен, ракшас! Ты можешь говорить мне все, что тебе угодно. Но ты не ступишь за это дерево — тебя сразят стрелы богоравного Лакшманы, и нынче же ты отправишься в царство смерти!»