Иные мерцают, подобно звезде или ртути,
И царственный облик они придают Читракуте.
Оленей, медведей не счесть, леопардов пятнистых
И ярких пернатых, ютящихся в дебрях тенистых.
Богата гора Читракута анколой пахучей,
Кунжутом, бамбуком, жасмином и тыквой ползучей,
Ююбой и манго, эбеновым деревом, хлебным,
Анюкой, цитронами, вараной — древом целебным,
И яблоней «бильвой», и асаны цветом лиловым,
И яблоней розовоцветной, и болиголовом,
Медовою мадхукой, вечнозеленою бхавьей, —
Ее упоительный сок — человеку во здравье.
Блаженством и негой любовной объяты кимнары,
На взгорьях тенистых играют влюбленные пары.
На сучьях развесив убранство, мечи и доспехи,
Резвятся четы видьядхаров, царевна Видехи!
Размытые ложа и русла речные похожи
На складки слоновьей, покрытой испариной, кожи.
Цветочным дыханьем насыщенный ветер ущелья
Приносит прохладу и в сердце вселяет веселье.
Деревьям густым, пестрокрылых пернатых приюту,
Я радуюсь вместе с тобой, возлюбив Читракуту.
Теперь нам обоим, взойдя на прекрасную гору,
Придется встречать не однажды осеннюю пору.
Я взыскан двоякой наградой: и Бхарату-брата
Никто не обидел, и слово отцовское свято!
Охотно ли здесь разделяешь со мною, царевна,
Все то, что приятно — словесно, телесно, душевно?
От царственных предков мы знаем: в леса уходящий
Питается амритой, смертным бессмертье дарящей.
Утесы тебя обступают кольцом прихотливым,
Сверкая серебряным, желтым, пунцовым отливом.
Ночами владычицу гор озаряет волшебно
Огнистое зелье, богатое силой целебной.
Иные утесы подобны дворцу или саду.
Другой: обособленно к небу вздымает громаду.
Мне кажется, будто земля раскололась, и круто
Из лона ее, возблистав, поднялась Читракута.
Из листьев пуннаги, бетеля, из лотосов тоже
Любовникам пылким везде уготовано ложе,
Находишь цветов плетеницы, плоды под кустами.
Их сок освежающий выпит влюбленных устами.
Водой и плодами полна Читракута сверх меры,
А лотосам равных не сыщешь в столице Куберы!
Свой долг выполняя, с тобою и Лакшманой вместе
Я счастлив, что роду Икшваку прибавится чести».
Часть девяносто девятая (Встреча братьев)
Узрел добродетельный отпрыск покойного раджи
Тот край, о котором он слышал рассказ Бхарадваджи.
«Взгляните, вдали поднимается дыма завеса,
Огни алтарей зажигают насельники леса.
Мапдакини волн позлащенных я вижу теченье
И Лакшманы, брата, во всем узнаю попеченье.
Кусками древесной коры он выкладывал знаки,
Дабы находить без опаски дорогу во мраке.
Друг друга на бой выкликая, свирепствуя в течке,
По склонам слоновьи самцы пробираются к речке.
И страшен их рев трубногласный, когда в поединке,
Сшибаясь клыками, столкнутся на узкой тропинке.
У хижины — куши охапки и ворох душистых
Цветов, что растут в изобилье на склонах лесистых.
Кизяк подле хижины высушен столь домовито,
Что в зимней ночи не озябнут ни Рама, ни Сита.
Как бедный изгнанник, находится здесь поневоле
Потомок Икшваку, достойный сидеть па престоле.
На Раму без умысла злого навлек я немилость.
И с этого часа душой овладела унылость.
Мне горько, что сын Дашаратхи великоблестящий,
Коварством застигнут врасплох, обретается в чаще.
Упасть ему в ноги — что может быть сердцу приятней? —
Дабы заручиться опять благосклонностью братней!»
Покрыта душистой листвой ашвакарны и шала,
Просторная хижина свежестью леса дышала.
И куша-травою полы были выстланы в доме,
Как в храме — священный алтарь для служения Соме.
Висели на гладкой степе два златых полукружья —
Два лука, что были опаснее Индры оружья.
Ломились покрытые дивным узором колчаны
От стрел златозарпых, сулящих смертельные раны.
Со змеями, что озаряли подземное царство,
Роднил эти стрелы их солнечный блеск и коварстве.
Лежали два добрых меча в златокованых ножнах,
А подле мечей два щита красовались надежных.
Блистал на обоих щитах, в золотом ореоле,
Узор из гвоздей золотых на серебряном поле.
Напальчники и рукавицы, чтоб лучникам руки
Тугой тетивой не изранили грозные луки,