И слушал неправедный Равана, стоя снаружи,
Как в хижине плачет Митхилы царевна о муже.
К прекрасной, из желтого шелка носящей одежду,
Приблизился он, понапрасну питая надежду.
И с видом смиренным Летающих Ночью властитель,
Прикинувшись нищим, супруги чужой обольститель,
Не ракшас, но брахман достойный, читающий веду,
С Видехи царевной завел осторожно беседу.
Ее красоте несказанной дивился Злонравный:
«О дева! Тебе в трех мирах я не видывал равной!
Трепещет, как пруд соблазнительный, полный сиянья,
Твой стан упоительный в желтом шелку одеянья.
В гирлянде из лотосов нежных ты блещешь похожей
На золото и серебро ослепительной кожей.
Признайся, ты — страсти богиня, прекрасная Рати?
Иначе откуда бы взяться такой благодати?
Ты — Лакшми иль Кирти, сошедшая к нам с небосклона?
Одно достоверно — что ты рождена не из лона!
Прекрасные острые ровные зубы невинно
Сверкают своей белизной, словно почки жасмина.
От слез покраснели глазные белки, но зеницы
Огромных очей, пламенея, глядят сквозь ресницы.
О дева с округлыми бедрами, сладостным станом,
С обличьем, как плод наливной, бархатистым, румяным,
С чарующим смехом, с грудями, прижатыми тесно
Друг к дружке, что жемчуг отборный украсил чудесно!
Похитили сердце мое миловидность и нега.
Так волны уносят обломки размытого брега.
Доселе супруги богов и людей не имели
Столь дивных кудрей, столь упругих грудей не имели,
Не знали жилицы небес и Куберы служанки
Столь гибкого стана и гордой сверх меры осанки.
Три мира — небесный, земной и подземный — доныне
Не видели равной тебе красотою богини!
Но если такая, как ты, в трех мирах не блистала,
Тебе обретаться в дремучих лесах не пристало.
Охотятся ракшасы в чаще, не зная пощады,
А ты рождена для дворцов, для садовой прохлады,
Роскошных одежд, благовоний, алмазов, жемчужин,
И муж наилучший тебе, по достоинству, нужен.
Ответь, большеглазая, кто же с тобой, темнокудрой,
В родстве: богоравные маруты, васу иль рудры?
Но здешняя чаща — Летающих Ночью обитель.
Откуда возьмется в окрестных лесах небожитель?
Не встретятся тут ни гандхарвы, ни слуги Куберы.
Лишь бродят свирепые тигры, гиены, пантеры.
Богиня, ужель не боишься опасных соседей -
Ни цапель зловещих, ни львов, ни волков, ни медведей.
Откуда ты? Чья ты? Не страшны ль тебе, луноликой,
Слоновьи самцы, что охвачены яростью дикой
И жаждой любовной томимы, вступать в поединки
Готовы на каждой поляне лесной и тропинке?
Красавица, кто ты? Зачем пребывать ненаглядной
В лесу, где охотится ракшасов род плотоядный!»
С речами лукавыми демонов раджа злотворный
В обличье святого явился к жене безукорной.
Царевной Митхилы почтен был Великоблестящий,
Как дваждырожденный мудрец, подаянья просящий
Слова Раваны отнюдь не походили на речь святожителя. Однако, считая пришельца брахманом и своим гостем, прекрасная дочь Джанаки приняла его радушно и учтиво. «Я — Сита, царевна Видехи,— сказала она.— Со своим супругом Рамой и деверем Лакшманой, по воле покойного царя Дашаратхи, я обитаю в этой красивой хижине. Не соблаговолишь ли ты, святомудрый, назвать мне свое имя, род и племя?»
Часть сорок седьмая (Равана открывается Сите)
Владыка Летающих Ночью, исполненный блеска,
Супруге великого Рамы ответствовал резко:
«Я страшен богам, небожителям, людям и тварям,
Властителям горного мира, земным государям!
О Сита, я — Равана, демонов раджа всевластный!
Увидя шелками окутанный стан сладострастный
И негу твоей отливающей золотом кожи,
Делить перестал я с несчетными женами ложе.
О робкая, зваться ты будешь царицею главной.
Как Ланка зовется столицею великославной.
Твердыня ее на вершине горы осиянной
Стоит посредине бушующего океана.
По рощам ты станешь гулять, благоизбранна мною,
Расставшись охотно с обителью этой лесною.
Толпой пятитысячной будут всечасно служанки
Творить угожденье супруге властителя Ланки».
Но вспыхнула дева Видехи, как факел зажженный.
Был полон презренья ответ Безупречно сложенной:
«Как Индра всесильный, питающий землю дарами,
Один у меня повелитель: я предана Раме!