И много советников Раваны, полных коварства,
Вдобавок весьма искушенных в делах государства.
И Ланки владыка среди четырех йатудханов
Был тверди подобен среди четырех океанов.
И выглядел он, окруженный своими слугами,
Как Индра, властитель богов, окруженный богами.
Принять венценосного Равану было бы впору
За Меру — волшебную, чистого золота гору,
Когда в облака грозовые из мрака и света
Вершина горы златозарной бывает одета.
Владыке Летающих Ночью, что проклят богами,
Сын Ветра дивился, хотя был истерзан врагами.
Для виду предавшись ватаге свирепой и шумной,
О Раване мыслил вожак обезьян хитроумный:
«Какое сиянье, роскошество, великолепье!
Пред этим величьем — какое кругом раболепье!
Ни в мощи, ни в доблесги нет недостатка, ни в славе.
Но мы восхищаться владетелем Ланки не вправе!
Нет спору, хотя и прекрасно могущество это,
Носителя зла не спасет преимущество это!
Не будь- он властителем ракшасов богопротивных,
Он мог бы хранителем стать небожителей дивных.
О Равана, десятиглавое зла порожденье!
Жестокостью ты заслужил трех миров осужденье.
Я знаю, коль скоро ты в ярость придешь, злоприродный —
Из тверди земной сотворишь океан полноводный!»
Часть пятдесят четвёртая (Хануман сжигает Ланку)
Как быть? Упоенный удачей вожак обезьяний
Обдумывал суть и порядок дальнейших деяний:
«Я ракшасов тьму истребил, я оставил корчевья
От рощи священной, где храм окружали деревья.
Злодеи своих удальцов убирают останки.
Отныне займусь неприступной твердынею Ланки!
Мне демоны хвост подожгли! Я теперь сопричастен
Огню, что богам доставлять приношения властен.
Я дам ему пищи!» По крышам запрыгал Могучий
С хвостом пламеносным, как облако с молнией жгучей.
Па кровлю дворца, что построил Прахаста Рукастый,
Вскочил — и огнем охватило палаты Прахасты.
Дворец Махапаршвы Бокастого вспыхнул чуть позже,
Дворец Ваджрадамштры Алмазноклыкастого — тоже.
Жилище Увитого Дивной Гирляндой, Сумали,
И, Яблони Цветом Увенчанного, Джамбумали
Горящим хвостом запалил Хануман и владельцев
Роскошных палат без труда превратил в погорельцу.
У Сараны — Водной Струи, у Блестящего — Шуки
Хвостом огненосным хоромы зажег Силнорукий.
В роскошном дворце благоденствовал Индры Боритель.
Вожак обезьяний спалил Индраджита обитель.
Пожару обрек Светозарного дом, Рашмикету,
И Сурьяшатру не забыл он, Враждебного Свету.
Вовсю полыхали хоромы, где жил Светозарный,
Когда Корноухого вспыхнул дворец, Храсвакарны.
С палатами, где Ромаши обретался, Косматый,
Сгорел Опьяненного Битвой дворец, Йудхонматты,
И дом Видьюджихвы, как молния, быстрого в слове,
И дом Хастимукхи, имевшего облик слоновий.
Нарантаки дом занялся, Душегуба, злодея.
Горело жилье Дхваджагривы — Предолгая Шея.
Жилища Каралы, Вишалы, дворец Кумбхакарны,
Чьи уши с кувшин, охватил этот пламень коварный.
Огонь сокрушил Красноглазого дом, Шонитакши,
Как чудо глубин, Пучеглазого дом, Макаракши,
Вибхишаны — Грозного кров обратил в пепелище
И Брахмашатру, ненавистника Брахмы, жилище.
Дома и дворцы, где хранились бесценные клады,
Великоблестящий огню предавал без пощады.
Удачлив и грозен, как тигр, обезьян предводитель
Туда устремился, где ракшасов жил повелитель.
И вспыхнул чертог властелина сокровищ несметных,
Прекрасный, как Меру, в сиянье камней самоцветных.
Как в день преставления света, зловещею тучей
Глядел Хануман и разбрызгивал пламень летучий.
Росла исполинского пламени скорость и сила.
Порывистым ветром свирепый огонь разносило.
Дома, осиянные блеском златым и кристальным,
Пожар охватил, полыхая костром погребальным.
Сверкали обильем камней драгоценных чертоги,
Подобно небесным дворцам, где живут полубоги,
И рушились наземь, как падает с неба обитель,
Коль скоро заслугу свою исчерпал небожитель.
С неистовым топотом демоны все, без различья,
Метались, утратив богатство и духа величье,
Крича: «Это Агни пришел в обезьяньем обличье!»
И женщин бездетных, и грудью младенцев кормящих