Рамаяна

Ужасная сила гнала из покоев горящих.
И простоволосые девы, сверкая телами,

Бросались в проемы, как молний мгновенное пламя.
Расплавленное серебро и другие металлы

Текли, унося жемчуга, изумруды, кораллы.
Соломой и деревом разве насытится пламя?

Не сыт был храбрец Хануман боевыми делами,
И землю насытить не мог он убитых телами.

Был Равапы город сожжен обезьяной премудрой,
Как три укрепленья Трипуры — карающим Рудрой.

И достигал небес огонь пожарный.
И демонов телами, светозарный,
Питался этот пламень безугарный,
Как маслом жертвенным — огонь алтарный.

Как сотни солнц, пылавший град столичный
Услышал гром и грохот необычный,
Как будто Брахма создал мир двоичный
Из скорлупы расколотой яичной.

Багряными вихрами пламень властный
Напоминал цветы киншуки красной.
Как лотосы голубизны атласной,
Клубами плавал в небе дым ужасный.

«Под видом обезьяны злоприродной
Кто к нам сошел — Анила благородный,
Варуна — божество стихии водной,
Бог смерти — Яма, Арка светородный?

Великий Индра. грома повелитель,
Четвероликий Брахма, прародитель,
Иль Агни — наш свирепый погубитель,
Семиязыкий пламени властитель?»

«То — Вишну, с беспредельностью слиянный,
Немыслимым величьем осиянный,
Прикрывшийся обличьем обезьяны,
Чтоб уничтожить род наш окаянный!»

На гребне кровли, меж горящих башен,
Уселся Хануман, как лев, бесстрашен.
Его пылавший хвост был не погашен—
И словно огненным венком украшен.

Столица сгорела дотла, и вожак обезьяний
Охваченный пламенем хвост погасил в океане.