Рамаяна

Великого Раму постигла в бою неудача,
Богов, и гандхарвов, и праведников озадача.

Святые, что жизнью достойной возвышены были,—
В тревоге, точь-в-точь как Сугрива с Вибхишаной, были!

Под сенью Ангараки в небе, — зловещего знака, —
Встал Равана, словно гора золотая, Майнака.

И Раме стрелы не давая приладить на луке,
Теснил его десятиглавый и двадцатирукий.

Придя в исступленье, нахмурился воин великий,
На Равану пламенный взор устремил Грозноликий.

Так страшен был Рама в неистовом гневе, что дрожи
Деревья сдержать не смогли от вершин до подножий.

Бесчисленных рек повелитель, — кипучие воды
До неба вздымал океан, как в часы непогоды.

И кряжи седые с пещерами львиными тоже
В движенье пришли, с океанскими волнами схожи.

Кружилась, урон предвещая и каркая дико,
Ворон оголтелая стая. И гневного лика,
На Раму взглянув, устрашился враждебный владыка.

А боги бессмертные, к Раме полны состраданья,
Следили за битвой, подобной концу мирозданья,

В летучих своих колесницах, теснясь полукружьем
Над полем, где двое сражались ужасным оружьем.

В тревоге великой взирая с небесного свода,
И боги и демоны чаяли битвы исхода.

Но жаждали боги победы для Рагху потомка,
А демоны — злобного Равану славили громко.

Как твердый алмаз или Индры стрела громовая,
Оружье взял Равана, Раму убить уповая

Он выбрал такое, что мощью своей беспредельной
Пугало врага и удар наносило смертельный.

Огонь извергало, и взор устрашало, и разум
Оружье, что блеском и твердостью схоже с алмазом,

Любую преграду зубцами тремя сокрушало
И слух потрясенный, свирепо гремя, оглушало.

Копье роковое, что смерти самой неподвластно,
Врагов истребитель схватил, заревев громогласно.

Он, клич испуская победный, готовился к бою
И ракшасов тешил, зловредный, своей похвальбою.

Он грубо воскликнул: «Моргнуть не успеешь ты глазом —
И этим оружьем, что прочностью схоже с алмазом,
О Рама, тебя уничтожу я с Лакшманой разом!

В копье моем скрыта стрелы громовой неминучесть.
Воителей-ракшасов мертвых разделишь ты участь!»

Метнул Красноглазый копье колдовское в отваге,
И трепетных молний на нем заблистали зигзаги.

Ударили колоколов медпозвончатых била.
Их восемь, певучих, на древке подвешено было.

Летело оно в поднебесье, огнем полыхая,
Гремящие колокола над землей колыхая.
И стрелы несчешые Рама метал, чтоб на части

Оружье рассечь, не страшась колдовской его власти.
Так пламень конца мирозданья гасили потоки,

Что Васава с неба обрушивал тысячеокий.
Но стрелы, стремясь мотыльками к лучистой приманке,

Сгорали, коснувшись копья повелителя Ланки.
Разгневался пуще, при виде обильного пепла,

Царевич Айодхьи, решимость воителя крепла.
Швырнул, осердясь, Богоравный могучей десницей

Копье Громовержца, врученное Индры возницей.
Летящее в пламени яром, со звоном чудесным,

Оно раскололо ударом своим полновесным
Оружье властителя Ланки в пространстве небесном.

Увидел он быстрыми стрелами Рамы сраженных
Коней легконогих своих, в колесницу впряженных.

И Рама пробил ему дротиком грудь и над бровью
Всадил три стрелы златоперых. .. Облившийся кровью,

Был ракшас подобен ашоки цветущему древу.
Дал Равана волю его обуявшему гневу!